«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым

Нана пошла в мать. Лаура, несомненно, любила Грузию, но при этом была абсолютно объективна. В 1986 году в журнале «Наш современник» вышел очерк Виктора Астафьева «Ловля пескарей в Грузии», вызвавший гневные отклики многих грузин. Лаура написала Астафьеву письмо, в котором говорила, что нисколько не поддерживает тех, кто обрушился на писателя. Она нашла критический взгляд Астафьева точным. Добавила, что в своих произведениях он и о русских пишет достаточно непредвзято. Нана такого же воспитания. За справедливость.

Вообще-то Лаура грузинка на три четверти. На одну четверть она датчанка. А история такая. На строительство Потийского порта приехал датский инженер Петерсон. С ним была белобрысая долговязая дочка. И маленький мингрелец Иван Гобечия на ней женился. Это был дед Лауры, ставший потом активным большевиком, партийным функционером. Он написал книгу о Камо с предисловием Горького. Впоследствии деда расстреляли. А бабушку — она работала зубным врачом — сослали. Отсидев свой срок, вернулась в Тбилиси. Ее долго не хотели прописывать. Лаурина мама, Тамара Ивановна, отчаянно билась. Наконец, за прописку в Министерство внутренних дел ушел фамильный бювар с вензелями. Бабушка Лауры приходилась какой-то двоюродной прапраправнучкой Барклая де Толли.

Кстати, старшая Нанина дочь Саша — она по отцу Черникова — в разгар антигрузинской кампании взяла псевдоним Харадзе.

— В знак протеста?

— Не думаю. Скорее, в память о бабушке, которая ее очень любила. Сашенька плохо помнит Лауру. Ей было пять лет, когда та умерла. Но в честь бабушки сочла правильным так поступить. Для Саши это важнее, чем какой-то протест. В любом случае решение взять грузинский псевдоним — показатель независимости внучки, того, что она не идет на поводу воспаленных обывательских настроений.

Пожалуй, болезненней всех в семье разрыв с Грузией воспринимаю я. У меня там остались друзья. Мы выросли, не задумываясь о том, кто какой национальности, и сейчас моим товарищам, как и мне, претит всплеск национализма. Я уверен, в душе они не обвиняют только одну сторону. Но все происходящее им поперек горла.

Из моих многочисленных друзей в Тбилиси теперь живут двое. Один — Зураб Чачава, Зорик. Он инженер, был блестящим спортсменом, чемпионом СССР по водному поло. Лет пять-шесть назад Зураб неожиданно начал писать изумительные рассказы. А недавно прислал мне повесть о нашем детстве. Очень талантливую и смешную. Описывает уличные приключения, то, как нас переполняла сексуальная озабоченность… Думаю, как бы эту повесть издать. Другой мой друг — Рафик Демергорян. Когда-то моя мама познакомила Рафика со своей медсестрой, которая стала его женой. Рафик ходит к маме на кладбище, ухаживает за ее могилой.

— Какими чертами характера вы обязаны маме? Как часто виделись после переезда в Москву?

— Моя мама сильный человек. Ей было не всегда легко мириться с моей самостоятельностью. Сегодня я часто вспоминаю ее и, поверьте, отнюдь не считаю, что был прав, когда безапелляционно в четырнадцать лет сказал: «Я решил уехать из Тбилиси и поступить в Бакинское военно-морское училище». Мама пыталась меня разубедить: «В Тбилиси есть свое — Нахимовское училище». Но я изрек: «Все уже решено».

Или другой — равноценный случай. Подав заявление в ЗАГС, из Москвы позвонил маме: «Я женюсь». — «На ком?» — «На Лауре Харадзе». Мама ее знала: «Очень хорошая девочка. Но, может быть, Женя, не стоит так торопиться? Тебе только двадцать один год, ты еще учишься». — «Мама, я так решил». Хорошо, что, взрослея, мы в отношении родителей утрачиваем дурацкую твердость характера.

Мама не хотела переезжать в Москву, хотя я ее постоянно звал. В Тбилиси у нее были друзья, работа. Но жила она мной, интересами моей семьи, внуками. Мы часто приезжали в Тбилиси, говорили по телефону. Каждое лето отпуск мама проводила в Подмосковье — в Доме творчества ВТО в Рузе. Ей там очень нравилось.

До последнего дня мама работала. Ее весь комбинат хоронил. В семьдесят семь лет она умерла от инсульта. 16 декабря у нее день рождения. Я позвонил, поздравил. Говорю: «Что-то мне твой голос не нравится». Она стала утешать: «Всё в порядке. Просто я немного устала. Стояла в очереди за пирожными. Знаю, твои друзья обязательно зайдут поздравить». Положил трубку. Через день звонок. Теща, Тамара Ивановна: «Срочно приезжай. С Анной Яковлевной плохо».

Мы с Лаурой тут же вылетели. Саше, сыну, сказал: «Оставайся в Москве». Но он не послушал меня, на следующий день был в Тбилиси. Когда я вошел в комнату, мама лежала без сознания. Наклонился: «Мамочка, я приехал. Теперь все будет хорошо». Она вдруг открыла глаза и прошептала: «Саша». Потом ровно задышала. Я подумал, что наступило улучшение. Тамара Ивановна уговорила меня поспать. А ночью мамы не стало. Вот и всё. Девятнадцатого она умерла. Бог дал ей легкую смерть.