«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым

— Разумеется, меня хорошо на Востоке знали. Но, скорее, ключом было то, что я взывал к чувству благодарности. Нажимал: «Слушайте, сколько мы вас поддерживали. Поддержите сейчас и вы нас».

— Михаил Сергеевич был рад?

— По-видимому. Но он со мной эту тему не развивал. Лишь дней через пять после возвращения позвонил. И ни вопроса о поездке.

— Вас это уязвило?

— Как может не уязвить, если ты сделал немалое дело, и такая реакция!

— То есть, когда по телефону предложил вам стать его внешнеэкономическим советником и вы ответили, что вам надоело советовать, это было не спокойным объяснением отказа, а проявлением скрытого раздражения?

— И раздражения, и досады… Даже какой-то фронды.

— А нельзя было просто спросить: «Что ж вы меня за Ближний Восток не похвалите?»

— Я бы никогда ничего подобного не произнес. Вы что — напрашиваться?! Это Лаура, покойная, шутила: «Сам себя не похвалишь, будешь сидеть, как оплеванный». Но Михаил Сергеевич не ответил на мою недовольную реплику так же раздраженно. Дружелюбно предложил: «Тогда иди на разведку». Он ко мне хорошо относился. Ничего не могу сказать. И я к нему хорошо отношусь.

— Что же за искра промелькнула?

— Меня, видно, обидел непроизвольный партийный стиль. Я же говорил: у Михаила Сергеевича иногда случались такие провалы.

— В любом случае, подготовленный Бакатиным, вы ответили согласием?

— Ответить-то я ответил, однако все уже решал Ельцин. Оттеснял Горбачева. Возникла заминка. Потом я узнал, что Борис Николаевич отдыхал на юге, ему насчет меня звонил Вадим Бакатин, убеждал. Ельцин предвзято относился к людям из окружения президента СССР, хотя впоследствии, приехав в «лес», публично сказал: «Примаков — один из немногих в Политбюро, кто не делал мне гадости».

А в «лесу» Ельцин появился после Беловежской Пущи. Союзные органы власти были ликвидированы, и на базе Центральной службы разведки, выделенной из КГБ, возникла автономная структура — СВР. Когда вышел указ, я уже работал три месяца. Позвонил Ельцину с вопросом: «Кто будет указ выполнять?» — «Это не телефонный разговор. Подъезжайте завтра в десять утра». При встрече Борис Николаевич объявил: «Я вам доверяю, но не все сотрудники разведки лестно о вас отзываются».

Я ответил, что, если бы президент заявил: он мне не доверяет, — на этом бы разговор закончился. Главе государства не нужен руководитель разведки, которому он не верит, да и делу это во вред. Сам я тем более не согласился бы работать при таких обстоятельствах. А в связи со словами Бориса Николаевича, что обо мне критически отзываются подчиненные, сказал: «Я этого не чувствую, но нельзя исключить, что ошибаюсь». Ельцин предложил встретиться с моими заместителями. На это я возразил, что многие замы назначены уже мною и для объективности лучше встретиться со всем руководством СВР.

Наутро глава государства впервые приехал в «лес». Я никого не предупреждал, однако все выступившие поддержали мое назначение. Прощаясь, Ельцин произнес: «А у меня в папке заготовлен указ и на другого человека. Но теперь имени его не назову».

— От кого же к президенту стекалась о вас негативная информация?

— Очевидно, этот «другой человек», конкурент, и распространял ее.

— Вы знаете, кто это?

— Догадываюсь. Но промолчу, ибо догадка — не факт.

— Согласившись возглавить разведку, вы отказались от звания генерал-полковника. Не без юмора объяснили: «Стал бы генералом, никто бы не вспомнил, что я — академик». Следует ли из сказанного, что из всех ваших регалий эти: академик, член президиума Российской академии наук — особенно греют душу?

— Они, безусловно, самые важные. Сейчас развелась уйма всяких академий, планку сплошь и рядом не держат. Но мы ведем речь о «большой» академии — Академии наук СССР, ныне Российской. Это высшее интеллектуальное сообщество. Когда меня выбирали в 1979 году (в один день с лауреатом Нобелевской премии Жоресом Алферовым, он мой хороший товарищ), стать академиком было гораздо труднее, чем сейчас. В отделении экономики на одно место — одиннадцать претендентов.

— Вы с первого раза прошли?

— С первого раза избрали и членом-корреспондентом, и академиком.