«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым

— Были бы вдобавок генерал-полковником. Чем плохо? — Видите ли, на самом деле я отказался от звания потому, что считал нескромным хватать «звезды» с неба в то время, как опытные офицеры годами их ждут. Когда я представлял, что люди, которыми предстояло командовать, целый век дослуживались до полковников, проводя операции в «поле», занимаясь вербовкой агентуры, нередко подвергаясь риску, что знаменитые Джордж Блейк, член «кембриджской пятерки» Дональд Макклейн — тоже полковники, то понимал: не имею права претендовать на генеральские погоны. Это создаст ненужное напряжение в общении с коллегами.

— Попутно о «кембриджской пятерке». В мае британская «Таймс» сообщила, что наконец стало известно имя агента КГБ, завербовавшего пятерых знаменитых «советских шпионов», включая легендарного Кима Филби. Человеком, фигурировавшим в документах как «агент Скотт», оказался чиновник Министерства технологии Артур Уинн. Он оставался нераскрытым еще восемь лет после своей смерти, случившейся в 2001 году. Верно, что уникальных разведчиков привлек этот Уинн, сам завербованный в 1934 году?

— Не стану ни опровергать, ни подтверждать.

— И всё?

— А вы хотите услышать подробности? (Смеется.)

— Существует некая процедура, в ходе которой глава разведки дает, условно говоря, обет молчания, а попросту — отвечать на определенные вопросы, как вы сейчас?

— Это во всем мире одинаково. Человек получает (у нас это «форма номер один») доступ абсолютно ко всем документам. Но кровью никто не расписывается. (Улыбается.)

— Вы быстро освоились в закрытой профессиональной среде?

— Разведка — сложнейший механизм. Вникнуть в его нюансы с разбегу невозможно. Я не являлся профессионалом, но моя предыдущая работа была связана с международными делами, аналитикой. Добавьте опыт выполнения заданий по «Особой папке»… Это помогало. Я пришел в СВР с пониманием важности этой службы, твердой внутренней установкой, что разведка должна быть во что бы то ни стало сохранена. Наслушался разговоров псевдодемократов о необходимости ликвидировать все органы безопасности и отдавал себе отчет, что это безответственная болтовня, гроша ломаного не стоит. Во всех развитых странах пестуют разведку. И передо мной стояла задача в условиях реорганизации, неразберихи сохранить прекрасные кадры. Я лично знал многих разведчиков, с некоторыми долгие годы дружил, как, например, с Вадимом Алексеевичем Кирпиченко, талантливейшим аналитиком, бывшим первым заместителем начальника ПГУ.

Окунувшись в работу, мне захотелось внести в разведку больше политической игры. Вскоре было создано новое управление, которое этим занималось. И еще постепенно начал избавлять СВР от глупых «галочных» мероприятий, которые по инерции тянулись со старых времен. Одним из первых циркулярных указаний я отменил регулярные (раз в две недели) доклады в Центр об отсутствии признаков подготовки внезапной ядерной атаки. Знаете, что служило «индикатором» признаков? Число освещенных по ночам окон американского Пентагона и министерств обороны других держав, владеющих атомным оружием. Кто-то из разведчиков должен был, по сути, подсчитывать электрические лампочки. Чушь.

Другое мое указание адресовалось офицерам безопасности наших посольств. Вы в курсе, что за границей у послов есть помощники по безопасности. Прежде от этих людей требовалось заодно следить за нравственностью совзагранслужащих. И они это делали, изучая, как проводит время посол, кто с кем спит в нашей колонии. Для этого привлекали собственные источники информации, плодя внештатных осведомителей. Я разослал циркуляр приблизительно такого содержания: «Ваша задача состоит в обеспечении безопасности российских граждан, а не в подглядывании в „замочную скважину“. Только в случае, если посол нарушает закон, я готов рассмотреть донесение».

— А в каком-нибудь сонном Суринаме разморенный сиестой офицер безопасности счел это блажью очередного выдвиженца по принципу: новая метла по-новому метет…