Его ответ слегка успокоил Джеральдин. Если планы Эмили и впрямь были таковы, непохоже, что она собиралась покончить с собой. Если б она хотела доказать что-то насчет клиники, где работала, то скорее всего начала бы с людей, которые, как ей казалось, были к тому причастны, что вновь тянуло ниточку от Эмили к убийству Нины Бэрроуз. Может, она убила эту женщину, потому что та не восприняла ее всерьез? Если так, то кто еще, по ее мнению, не воспринимал ее всерьез или же был в глазах Эмили виноват в том, что ее поместили в психиатрическое отделение? Дэллоуэй?
Полиция уже вела наблюдение за больницей, за домом ее родителей и за квартирой самой Эмили. А вот выставить наблюдение за домом Дэллоуэя никто не догадался. Эмили известно, где живет доктор. Однажды она там была. Сердце Джеральдин забилось быстрее. В голову полезли картины одна безумнее другой.
Эмили с ножом в руках, ее лицо перекошено маниакальной злобой. Джемма Дэллоуэй трещит без умолку, а муж пытается ее успокоить. Их дочь в страхе мечется от матери к отцу и обратно, не зная, кто эта гостья с ножом, и путается у всех под ногами…
Джеральдин резко встала и направилась к двери.
– Мне пора, Джерри. – Вот и все, что она сказала.
Глава 39
У него был сын. Второй ребенок. Дэллоуэй говорил только об Изабель. У него также был сын, и явно очень больной.
Мередит сказала, что мальчик – ее племянник, а также племянник Шелли. Все они родственники, все так или иначе в родстве с Дэллоуэем; она же, работая с ними бок о бок, даже не догадывалась об этом… Они держали это втайне от нее. Никто ни разу не обмолвился о том, что они родственники. Они ухаживали за этим ребенком здесь, дома, когда он явно должен находиться в больнице. Это место не было похоже на хоспис. Мередит пыталась спасти его. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на оборудование. У них наверняка имелась причина, чтобы никто не знал, насколько он болен.
Больничная койка была высоко поднята и окружена теми же инструментами и аппаратами, что и в палате для тяжелобольных. К изголовью кровати имелся свободный доступ на случай, если возникнет необходимость в искусственной вентиляции легких; кислород и отсос также были рядом, достаточно протянуть руку. Этот ребенок должен находиться в больнице – эта мысль не давала Эмили покоя. Неужели Мередит не понимает?
Комната также помогла ей угадать характер мальчика. Если только здесь не поработала отцовская рука, сын Дэллоуэя явно был любителем крикета. Стены были увешаны плакатами с портретами игроков. На книжном шкафу лежали пара светлых наколенников, две биты, связка крикетных калиток, перчатки, шлем и коричневые кожаные мячи. Некоторые вещи новые и блестящие, другие потертые и тусклые. Интересно, как давно мальчик играл в последний раз и как давно он болен?
– Почему он не в больнице, Мередит?
Анестезиолог застыла на месте посреди комнаты. Затем начала расхаживать взад-вперед; казалось, это длится уже целую вечность. Ее взгляд был прикован к монитору: тот начал выдавать новую порцию жизненно важных показаний. Явно взволнованная, она бессильно заломила руки. Состояние мальчика не улучшалось. Эмили становилось все тревожней. Если не принять срочные меры, он наверняка умрет.
– Мередит, его необходимо срочно отвезти в больницу. Ему нужен рентген, может, даже операция. Вы хороший доктор, но ему требуется команда хороших врачей, чтобы вытащить его из кризиса. Что с ним не так?
Мередит шагнула к кровати и погладила мальчика по лбу.
– Я говорила вам, что нахожусь здесь из-за больного родственника, потому что он – близкий мне человек. Я не лгала. Его имя Уолтер, и у него уже есть самый лучший доктор – его отец, который заботится о нем.
В дверях спальни мелькнуло какое-то движение. Эмили повернула голову. В дверном проеме стояла Шелли с тремя бутылками колы в руках.
– Я думала, немного сахара тебе не повредит, – сказала она Мередит. – Девочка спит. Мне пришлось прочитать ей дюжину сказок, прежде чем она уснула.
Эмили только сейчас обратила внимание, что на ней та же сестринская форма, что и в больнице. Она не заметила этого сразу, так как ни разу не видела Шелли в чем-то другом. Впрочем, ничего удивительного. Ведь здесь та тоже ухаживала за пациентом.
– Как он?
– Ему нужно в больницу, – ответила Эмили.
Шелли со злостью посмотрела на нее:
– Я спросила не тебя.
– Ваш племянник должен быть в больнице, – повторила Эмили. – Или вы обе слепы? Вы что-то скрываете, и я уверена, что это как-то связано с племянницей Марии. Вы обе знаете, что она мне не примерещилась.
Шелли засмеялась:
– Ошибаешься! Племянница Марии вернулась домой. Ты ничего не видела!
Мередит вновь заметалась по комнате. Эмили была в ярости:
– Довольно, Мередит; сделайте хоть что-нибудь! Позвоните. Вызовите ему «Скорую»!
– Не могу, – сказала та. – Просто не могу. Я хочу вернуться домой, к нормальной жизни. К своему ребенку. Я не могу.
– Вы думаете, что вернетесь домой, если он умрет? Думаете, что сможете скрыть свою причастность к его смерти? Как вы думаете, кого обвинят в ней?