Я научила женщин говорить

«Фауст, Дон-Жуан, Дапертутто, Иоканаан, Гланом, Дориан – волшебно оживающие куклы, оставленные Ольгой Глебовой-Судейкиной своей подруге Ахматовой на хранение перед отъездом за границу в 1924 году. Эти куклы хранились в особых коробках и показывались друзьям только в торжественных случаях. Они не только изображали легендарных исторических лиц, но носили черты сходства с некоторыми «знаменитыми современниками», имевшими аналогичные прозвища. (Так, «Фауст» отождествлялся с Вяч. Ивановым, «Иоканаан» – с Шилейко, «Дапертутто» – с Мейерхольдом и т. п.) Образы Иоканаана и Саломеи в контексте петербургской литературной мифологии начала XX века подсказаны трагедией О. Уайльда «Саломея» (1893) и оперой Штрауса на ее текст».

Михаил Кралин. Из примечаний к «Поэме без героя»

           Самый скромный – северным Гланом,
               Иль убийцею Дорианом,
                    И все шепчут своим дианам
                         Твердо выученный урок.
А для них расступились стены,
     Вспыхнул свет, завыли сирены,
          И, как купол, вспух потолок.
Я не то что боюсь огласки...
     Что мне Гамлетовы подвязки,
          Что мне вихрь Саломеиной пляски,
               Что мне поступь Железной Маски,
                    Я еще пожелезней тех...
И чья очередь испугаться,
     Отшатнуться, отпрянуть, сдаться
          И замаливать давний грех?
               Ясно все:
Не ко мне, так к кому же?[79]
     Не для них здесь готовился ужин,
          И не им со мной по пути.
Хвост запрятал под фалды фрака...
     Как он хром и изящен...
                                             Однако
          Я надеюсь, Владыку Мрака
               Вы не смели сюда ввести?
Маска это, череп, лицо ли —
     Выражение злобной боли,
          Что лишь Гойя смел передать.
Общий баловень и насмешник,
     Перед ним самый смрадный грешник —
          Воплощенная благодать...
Веселиться – так веселиться,

     Только как же могло случиться,

          Что одна я из них жива?
Завтра утро меня разбудит,
     И никто меня не осудит,
          И в лицо мне смеяться будет
               Заоконная синева.
Но мне страшно: войду сама я,
     Кружевную шаль не снимая,
          Улыбнусь всем и замолчу.