Я научила женщин говорить

«Перед ним самый смрадный грешник —

Воплощенная благодать. <...>

Что уж говорить об отношении к Кузмину казенных литературоведов и средней руки эстетов (какая разница – топорные поделки соцреализма или экзотическое имя Черубины де Габриак заставляет их отмахнуться от подлинного искусства), если даже Ахматова, склонная, по ее собственному признанию, писать на чужих черновиках, полуприсвоившая в «Поэме без героя» новаторскую интонацию, строфику и чуть ли не содержание кузминского «Второго удара» («Кони бьются, храпят в испуге, / Синей лентой обвиты дуги, / Волки, снег, бубенцы, пальба!»), не нашла менее страшных слов для того, чтобы помянуть одного из крупнейших поэтов века, кстати сказать, написавшего предисловие к первой книге ее стихов. Даже вообразив себе любую крайнюю степень бытового ужаса во взаимоотношениях этих людей, невозможно, мне кажется, извинить художника, сводящего поэтическое в одну плоскость со «светским» и изображающего литературно-художественный мир 1913 года как театр марионеток и бал теней».

Алексей Пурин. «Двойная тень». 1990

С той, какою была когда-то
     В ожерелье черных агатов
          До долины Иосафата,^{6}

               Снова встретиться не хочу...
Не последние ль близки сроки?..
     Я забыла ваши уроки,
          Краснобаи и лжепророки! —
               Но меня не забыли вы.
Как в прошедшем грядущее зреет,
     Так в грядущем прошлое тлеет —
          Страшный праздник мертвой листвы.

Б Е Л Ы Й  З А Л

Звук шагов, тех, которых нету,
По сияющему паркету
И сигары синий дымок.
И во всех зеркалах отразился
Человек, что не появился
И проникнуть в тот зал не мог.
Он не лучше других и не хуже,
Но не веет летейской стужей,
И в руке его теплота.
Гость из Будущего! – Неужели
Он придет ко мне в самом деле,
Повернув налево с моста?

С детства ряженых я боялась,

     Мне всегда почему-то казалось,
          Что какая-то лишняя тень
Среди них «б е з  л и ц а  и  н а з в а н ь я»
     Затесалась...
                         Откроем собранье
          В новогодний торжественный день!
Ту полночную Гофманиану
     Разглашать я по свету не стану
          И других бы просила...
                                                  Постой,
Ты как будто не значишься в списках,
     В калиострах, магах, лизисках^{7},          Полосатой наряжен верстой, —
Размалеван пестро и грубо —
     Ты...
          ровесник Мамврийского дуба^{8},               Вековой собеседник луны.
Не обманут притворные стоны,
     Ты железные пишешь законы,
          Хаммураби, ликурги, солоны^{9}               У тебя поучиться должны.
Существо это странного нрава.
     Он не ждет, чтоб подагра и слава
          Впопыхах усадили его
               В юбилейные пышные кресла,
                    А несет по цветущему вереску,
                         По пустыням свое торжество.
И ни в чем не повинен: не в этом,
     Ни в другом и ни в третьем...
                                                       Поэтам
          Вообще не пристали грехи.