Поэтому Алина ни за что не стала бы разговаривать о произошедшем с родными. Ей вообще не хотелось ни с кем разговаривать: хотелось лечь, накрыться с головой одеялом, никого не видеть, заснуть — и чтобы, когда она проснется, случившегося с ней уже не было… Но увы: стоило ей закрыть глаза, как пережитое всплывало в виде картинок, необыкновенно реальных, крупных, как в кино. Даже когда ей удавалось прогнать картинки прочь, оставалось одно — ясное и острое — ощущение катастрофы. С ней произошло то, после чего она никогда уже не станет прежней. Алина пошла в душ и долго скребла себя жесткой мочалкой, до боли, до красноты. Если бы только удалось не чувствовать себя такой грязной! Когда Алина вышла из ванной, вытирая волосы полотенцем, у двери ее поджидала мать — губы сжаты в ниточку, глаза пристально прищурены.
— Что-то случилось?
— Ничего, все в порядке, — выдавила из себя Алина и попыталась вернуться в свою комнату, но мать загородила дорогу:
— Смотри мне в глаза! Что, ты была с каким-то парнем? Что ты ему позволила? Только сегодня? Или давно уже завела шашни?
— Мама! — вскрикнула Алина, но мать уже не могла остановиться:
— У вас было, да? Скажи, ведь было? Не отворачивайся, по глазам вижу! Как ты могла? Неужели этому я тебя учила? А бабушка… ты же ее просто убьешь! Господи, кого я вырастила? Почему я такая несчастная? За что мне досталась такая дочь?
Алина сжалась. Она чувствовала, что осталась совсем одна. Никто в целом мире не протянет ей руку помощи, ее отвергла даже мать… Захотелось умереть. Да, это единственный выход.
Родные часто отвергают женщин, переживших сексуальное насилие. Особенно болезненно воспринимается такая реакция со стороны женщин, которые как раз должны были бы понять, что испытывает одна из них, посочувствовать, поддержать… Почему они так себя ведут? Потому что от природы они нечуткие и злые? Не будем их клеймить, присмотримся к возможным мотивам поведения.
• «Что люди скажут?» Матери, бабушки и сестры, которых волнует этот вопрос, некритично следуют нормам поведения, заимствованным от собственных родителей или принятым в их среде. А эти нормы требуют осудить «развратницу», потому что она позорит всю семью или — в зависимости от типа общества — весь свой род. Осуждая ее прежде, чем это сделает кто-то другой, родственница доказывает себе и, возможно, своему окружению, даже если никого рядом нет, что «не все женщины у нас такие», «ну уж я-то точно не такая, это она — паршивая овца». «Я — ужасная мать». Когда с ребенком происходит что-то плохое, мать чувствует себя виноватой в том, что не предотвратила несчастье (не научила, не предостерегла, была недостаточно бдительна и т. п.). Чувство вины может быть настолько нестерпимым, что она переносит его на дочь: «Это ты виновата в том, что я должна теперь мучиться!»
«Я ничего не могу сделать!» Мать или другая родственница хотела бы наказать насильника, но она может думать, что найти и привлечь его к ответу будет нелегко, и станет заранее страдать от того, что он останется безнаказанным, особенно если ей свойственно недоверие по отношению к правоохранительным органам, которые «вечно выгораживают преступников». Не в силах обратить свою агрессию против того, кто этого в полной мере заслуживает, она обращает ее на пострадавшую — уж она-то под рукой!
«Это случилось и со мной». Бывает, что женщина, которая особенно рьяно травит пострадавшую или оправдывает насильника, сама имеет горький опыт сексуального насилия. Любое соприкосновение с этой давней непроработанной травмой поднимает в ней целую бурю чувств; спасение видится в отвержении себя прежней, страдающей и беспомощной… а также этой женщины, в которой слишком больно увидеть сходство с собой.
• «А как еще?» Особенности воспитания многих людей, особенно старше 40 лет, в нашей стране привели к тому, что ругать и указывать на недостатки они умеют отлично, а вот выражать симпатию, печаль, сочувствие, поддержку — очень слабо или не умеют совсем. Поэтому, если с ребенком случилось что-то плохое, их основной реакцией будет гневный крик. Им кажется, что он свидетельствует о неравнодушии и любви, и они совершенно не в состоянии представить, как он на самом деле воспринимается теми, на кого обращен. Часто причин для отвержения пострадавшей бывает две и больше, они сплетены в тугой клубок, распутать который возможно только с помощью психотерапевта… Но вы вряд ли станете анализировать свои побуждения в момент, когда близкая вам женщина признается, что с ней случилось несчастье, особенно если она рыдает, кричит, если вы видите на ее теле синяки или другие повреждения. В этой ситуации вы становитесь очень уязвимой. Вас как будто засасывает водоворот, вы едва сознаете, что говорите и делаете, и можете сказать и сделать то, о чем позже будете жалеть.