Я не отдам тебя, Босс

Можно ли не плакать в такой момент? Я не знаю. Кусаю губы, пытаясь казаться гордой и сильной, будто проезжала, чисто случайно. Будто и не помнила, что сегодня день его свободы. Только свобода эта, раньше срока. Опять же благодаря мне. Сама посадила, сама за уши, вытащила. Пусть Горев и сопротивлялся.

Он медленно идет в мою сторону, засунув руки в карманы ветровки. Смотрит из-под нахмуренных бровей и идет, будто рассекающий, тихие воды океана, крейсер. И столько власти в этой его походке, столько собственного достоинства. Словно и не в тюрьме он провел эти пять лет.

– Привет, – говорит он, останавливаясь, напротив.

Вот так просто. Обычное привет из его уст, а душу наизнанку выворачивает. Меня снова ним кроет. Снова этот долбанный рецидив.

– Привет, – улыбаюсь я слегка, самими уголками губ.

Впрочем, будь дело только в Гореве, я бы, возможно, не приехала. Но я пообещала одному человеку, что встречу Диму в новом периоде его жизни, а с недавних пор я привыкла держать свои обещания.

– Ты не отвечал на мои письма, – не сдерживаюсь я от упрека.

Мне правды обидно и ведь даже не за себя. Я переживу, отряхнусь и пойду дальше. Да, будет трудно, будет болеть безмерно, но это временно. Потом прирастет к тебе, ослабнет, станет почти неощутимым. Нас бьют, а мы летаем, так кажется пела Примадонна.

Он жмет плечами. Смотрит прямо, не отводя глаз, склонив голову чуть набок. Его глаза, как сканеры, поглаживают моё лицо, спускаются к шее и снова возвращаются к губам. Я знаю, что нравлюсь ему. Все еще, несмотря на годы разлуки и моё предательство.

– Зачем ты приехала? – спрашивает он.

«…после того, что сделала» – продолжаю я, вместо него.

Кручу ключи от машины в руках, пальцами перебираю брелоки на связке и слабо улыбаюсь.

– Если бы ты прочел мои письма – ты бы знал, – замолкаю на секунду, перевожу дыхание и продолжаю: – Но так как мои письма ты не соизволил читать, мне пришлось приехать…

– Пришлось? – изгибает насмешливо бровь Горев.

Раньше у него не наблюдалось привычки цепляться к словам. Раздраженно фыркаю и смотрю ему прямо в глаза. Хватить трусить. Конечно, мне было намного легче, прочти он мои письма, но из-за его дурацкого упрямства…

Мотнув недовольно головой, я принимаю окончательное решение и говорю:

– У тебя есть сын…

– Два даже, – хмыкает он насмешливо.

– Нет, Горев. Три. У тебя три сына. Два от Нины и один от меня. И он очень хочет познакомиться с тобой.

Вся насмешливость Димы улетучивается враз. Он замирает, удивленно вскидывает брови, а затем хмыкнув хлопает по карманам ветровки и снова достает пачку с сигаретами. Протягивает мне, но я категорично мотаю головой.

– Теперь решение за тобой.

Я сажусь в машину и жду, нервно тарабаня по рулю авто. Сейчас он докурит и уйдет, а я приеду домой в одиночестве, по дороге выдумывая правдоподобную сказку, о потерявшемся папе.

Антошка родился недоношенным и слабеньким. Врачи, как заведенные твердили, что ребенок хилый, возможно, не выживет, а если и выживет, будет умственно отсталым. Но я отказывалась слышать, отказывалась писать отказную, как предлагали самые участливые и сжав зубы боролась. Пустила все свои усилия, все свои резервы, чтобы мой мальчик жил! И не только жил, а жил счастливо.

Антон рос, крепчал, превращаясь из маленького нежного комочка в задорного мальчугана, безумно похожего на Горева. Я частенько замирала и любовалась ним. Маленьким носиком, непослушной копной волос, серыми глазками. Любовалась, ощущая болезненное замирание сердца.

И эти вопросы про папу… Поначалу они выбивали меня из колеи. Я пыталась юлить, но, когда мой сынок стал проявлять настойчивость, я решила рассказать ему про отца. Не все, конечно. Это не тот рассказ, который следует слушать детским ушкам, но часть, касающуюся непосредственно места пребывания мужчины.

Дверь со стороны пассажира открывается и Дима, закинув сумку на заднее сиденье, садится в машину. Вытягивает ноги перед собой, пристегивается и, поворачиваясь ко мне с улыбкой, рушит все мои сомнения и страхи:

– Ну, поехали знакомиться с сыном.

Эпилог

Нина

Мой бывший муж часто приезжает к сыновьям. Приезжает, дарит подарки, интересуется делами. Его посещения становятся настолько частыми, что я начинаю привыкать. Даже варю ему кофе и угощаю домашней выпечкой.

Мальчишки рады отцовскому вниманию. Шутят, что, когда он жил с нами, они не видели его так часто, как лицезреют сейчас. Я улыбаюсь этим шуткам, покусывая губы. Раньше у него были дела важнее семьи, а сейчас эти дела – его новая семья.

Уже не больно. Горчит немного, но это остатки былого.

Мы почти не разговариваем. Он пьет кофе, кивает в знак благодарности и всегда уезжает, проводя в моей квартире не больше пары часов.

У меня своя жизнь, у него – своя. Между нами давно огромная пропасть, что даже не докричаться. Она появилась еще в браке, а после Диминых похождений, а затем и после ареста, совсем разрослась до небывалых размеров.