Я не отдам тебя, Босс

– Да плевать мне на твоего Горева, – зло шипит Дима, сжав кулаки. – Я ради тебя всё это сделал. Чтобы ты, наконец, открыла глаза свои и увидела, куда ты влезла, в своих пытках ему угодить! – сосед нервно проводит рукой по затылку, взлохмачивая свои темные волосы и напряженно выдыхает, стараясь погасить неуместную агрессию в мою сторону. – Пойми меня правильно, Инна. Ты сама бы не выбралась. Я просто хотел помочь…

– А я просила? – горько интересуюсь я. – Единственное, чего я хотела это эти долбанные сутки, которые ты у меня отнял.

– Тебе ничего не грозит. Я уверяю. Я найду возможности и рычаги, чтобы оградить тебя от ответственности. Просто доверься мне.

– Нет, Дима. Отныне, я доверяю только себе…– я намереваюсь уйти, но сосед больно хватает меня за локоть, не давая ступить и шагу.

– Это глупо, Инна. Послушай, меня. Если мы поженимся, мне будет гораздо легче тебя защитить. Ты забудешь Горева, как страшный сон и никогда больше не вспомнишь. Я докажу тебе, что мне можно доверять.

– Я беременна, Дим, – признаюсь я не только ему, но и самому себе. Хватит убегать от правды, стремиться укрыть её от чужих глаз, заниматься самообманом.

Я всегда врала сама себе. Уверяла, что в моих поступках нет злого умысла, что я правильный человек, хоть и сплю с чужим мужем, но при этом не пытаюсь влезть в семью. Окружала свою «дружбу» с Ниной, стенами из вымышленного долга перед ней, ненавидела босса, за то, что посмела полюбить.

Такой отборный ушат вранья, столько лживых обещаний и фраз. Я как будто видела всю свою жизнь со стороны и приходила к далеко не утешительным выводам.

– Это не важно, – его ступор быстро проходит. Он начинает меня уверять, что чужой ребенок не помеха, но я-то знаю, что всё совсем наоборот.

Еще какая помеха. Может Дима и думает иначе, но пройдут года, и ребенок от другого мужчины станет костью в его горле. Станет немым укором и напоминанием, что твоя женщина любила другого гораздо сильнее, чем любит тебя. Если, конечно, любит.

Глава двадцать пятая

Инна

Мои дни стали напоминать нарезку из старых кинофильмов. И спроси меня хоть кто-то, о чём был этот фильм, какой жанр или кто режиссер, я бы точно не смогла ответить.

Серая дымка непонятной этиологии затопила мой мозг. Я жила, двигалась, ела, но чувствовала себя роботом с набором базовых функций. А внутри меня самой была лишь сосущая пустота. Глухая, беспросветная, тягучая.

К нам несколько раз приходил следователь из УБЭП. Расследование дела о хищении денежных средств, завертелось с невероятной скоростью. Но и это я почти пропустила мимо. Впала в некую прострацию и выходить из нее не желала.

В тишине своих мыслей было хорошо и спокойно. Уютно. Я создала внутри себя свой собственный маленький мирок, в котором заперлась и не желала выходить.

С соседом я больше не виделась. Дима пытался со мной поговорить, но я старательно делала вид, что больше его не замечаю. Его поступок неприятно поразил меня в самое сердце и как я не пыталась, бессонными ночами, отыскать ему оправдание я не смогла.

А я пыталась. Я очень сильно пыталась, останавливая себя в последний момент, когда рука тянулась набрать его номер. Мне не хватало его моря, не хватало его самого. В какой-то момент, я не заметила, насколько сильно прикипела к нему. И это было странно, потому что я верила, что моя любовь к Гореву, всё еще во мне. Что против этого яда, я никогда не отыщу противоядия. Что ни одно искусственное дыхание, не ставит меня полноценно дышать после него, пусть оно и было с привкусом моря на языке.

Силы плавно покидали меня. По утрам я еле вставала с кровати и с каждым днем становилось только хуже. Я медленно превращалась в овощ, держась только на непонятном упрямстве и вере, что всё изменится. Обязательно изменится.

Мама забрала меня к себе. Оплатить квартиру я больше не могла, так что переезд в родной дом был делом времени, но мама успела меня опередить. Сама собрала мои вещи, сама разговаривала с арендодателем, сама перегнала гораздо позже мою машину.

А потом, как маленькую, за ручку водила по врачам и всё причитала, что я хочу угробить её внука. А я не хотела, правда. Я совсем ничего не хотела. Впервые за всю свою жизнь. Я никуда не бежала, ни к чему не стремилась. Я просто плыла по течению, ожидая, когда сильная волна подхватит моё бренное тело и разобьет его об скалы. И дождалась…

Ярким пятном, этаким нашатырем для меня, стал суд на Горевым. И его взгляд брошенный напоследок, когда на запястьях мужчины защелкнулись наручники.

Концентрированная ненависть, злость, разочарование, этот коктейль бил в солнечное сплетение, заставляя дышать через раз, хватать воздух ртом, прижимать руку к груди. Я молилась, чтобы растерзанное сердце не разлетелось на мелкие осколки прямо в зале суда.

Вымышленная зияющая рана в груди горела огнем. На ресницах дребезжали слезы и только холодное и брезгливое лицо Нины, её ледяные пальцы на моем предплечье, не давали мне ринутся прочь из зала, чтобы не лицезреть гнев бывшего босса.