Я не отдам тебя, Босс

Папка с бумагами, смотрится белым бельмом на деревянном лакированном столе генерального. Я передаю её мужчине, до крови прикусывая губу, чтобы не передумать и не дернуть рукой.

Я обещала самой себе, что никогда не воспользуюсь ей. Обещала, что никому не отдам своего мужчину, но жизнь насмешливо попрала мои принципы и клятвы. И мне не оставалось ничего другого как принимать её правила игры, идти по течению, а не пытаться свернуть его в другое русло на благо себе.

Инна

Из кабинета я выхожу разбитая. Еле передвигаю ногами, присаживаюсь на стул у стола Любочки и прошу принести воды. Кажется, совсем недавно, моя аналогичная просьба имела под собой подоплеку, когда я еще была способна врать и манипулировать.

Люба приносит стаканчик с водой из кулера, и я выпиваю её залпом. Прохладная влага обволакивает ротовую полость, проходит по пищеводу и падает в желудок. Холод впитывается в кровь, разносится по кровеносной системе, и я чувствую, что начинаю дрожать.

Вспышка!

– О вашем любовном пятиугольнике судачит весь офис, – говорит мне генеральный. – Зачем, Инна? Зачем тебе это?

– Я люблю его…

Вспышка!

– Ты же понимаешь, что это срок? – серьезно спрашивает у меня Михаил Валентинович.

– Понимаю, – покаянно опускаю я голову. – Это наглость рассчитывать на понимание?!

Вспышка!

– Почему я должен его жалеть?

– Не его… Его троих сыновей.

– Троих? – переспрашивает генеральный.

– Я беременна.

Вспышка!

– Инн, может скорую? Ты бледная, – растревоженной наседкой квохчет вокруг меня Люба.

Девушка хватает папку со своего стола и начинает обмахивать меня, направляя прохладный воздух на лицо. Благо, в приемной имеется кондиционер и мне не грозит умереть от удушья.

– Не надо,– отрицательно качаю головой. – Тошнит просто.

Посидев еще немного в приёмной генерального, я плетусь на своё рабочее место. По пути встречаю едва ли не всю бухгалтерию, наблюдаю за их ехидными улыбочками, но огрызаться нет никаких сил.

УБЭП перевернет всё и всех. Не только один Горев пойдет по этапу. В махинациях были задействованы многие и не каждый сможет отмыться. Пусть гиены позубоскалят, пока есть такая возможность. Дальше им будет не до этого.

– Инна, – окрик соседа прилетает в спину.

Я останавливаюсь, но не поворачиваюсь. Не хочу его видеть. Не хочу снова читать в его глазах глубокое разочарование. Не хочу оправдываться, не хочу жить. Но с последним всё гораздо сложнее.

Он огибает мою фигуру, становится напротив и заглядывает в лицо, пытаясь поймать мой взгляд, да только я упрямо отвожу глаза. Мне нечего ему сказать. Я сделала всё, что могла. Приняла его подачку и воспользовалась ей. Спасибо и за это, как говорится.

– Инна, прости…

– За что? – я все же не сдерживаюсь и удивленно вскидываюсь.

– За обман. Я обещал тебе сутки, но…

– Что «но»? – я начинаю злиться.

Его невнятное мычание меня безмерно раздражает. Куда подевался тот властный мужчина, который вчера своими ультиматумами прижал меня к стене?! В эту секунду он больше похож на растерянного мальчишку, которого поймали с поличным за кражей соседских яблок.

– Я отнес бумаги вчера…

– Что ты сделал? – не веря переспрашиваю я.

Зачем я собиралась с мыслями? Зачем переживала, пропускала всё это через себя, если выхода уже не было. Меня попросту лишили возможности что-либо предпринять. Поманили конфеткой, а пока я была воодушевлена этим фактом, съели её сами. Жестоко, больно. И ожидаемо от кого угодно, но только не от Димы. Я ведь доверилась ему. Доверилась так, как никогда не доверяла Гореву, каждый миг ожидая от него удара в спину. Но Дима… Дима был другим! Дима казался верным, надежным, лучшим.

Мой истерический хохот начинает распространяться по коридору. Я приваливаюсь к стене спиной, зажимая рот ладонью, но мой сумасшедший смех не желает угасать. Желудок сжимается в болезненных спазмах. Если так дальше будет продолжаться, весь мой завтрак окажется на носках Диминой обуви. Я представляю эту картину и из глаз брызгают слезы. Похоже, пора вызывать бригаду психиатрической помощи, иначе я точно свихнусь вконец.

– Инна…

– Я не буду спрашивать зачем ты это сделал. Уверена, у тебя были причины, – держась за стеночку, неловко поднимаюсь, больше не глядя на аудитора.

Это его работа, Инна. А работа и закон важнее любой дешевой шл*хи, которой ты стала. Важнее зарвавшегося финансового директора и твоего не рожденного ребенка, пусть он про него и не знает. Будь это ребенок его, возможно, всё сложилось бы иначе. Но сожалеть, что легла не под того, уже нет никакого смысла, да и желания.

– Я решил, что так будет легче, – еле слышно произносит Дима.

– Кому легче? Тебе? Мне? Гореву? Кому ты сделал легче?