Он тащил меня едва ли не на буксире, но я молчала. Что могло произойти за ночь, чтобы так кардинально изменить человека?! О чём он думает?! Почему его глаза мечут молнии?! И вместо моря теперь от него пахнет лишь грозой.
– Садись, – я послушно опускаюсь на стул и мне на колени летит скоросшиватель с документами. – Всю ночь вчера заседал. Ознакомься.
Дима отходит к окну, а у меня по загривку начинает пробегать нервная дрожь. Сжимаю кулаки, разжимаю, пытаясь унять волнение и аккуратно, словно вместо папки ядовитая змея, открываю её.
Снова просто жутко тошнит. Я сглатываю тугой ком в горле, глазами бегая по строчкам предоставленных документом. Опять и опять перечитываю, листая, пытаясь сдержать ругательства, которые вертятся на языке.
Подсознательно я ожидала этого момента. Нет, не разоблачения махинаций Горева в кабинете у аудитора, а УБЭП и маски-шоу. Чтобы со всей помпой, наручниками и лицом в пол. Поэтому жест доброй воли Димы – оценила.
– Сколько у меня есть времени? – спросила я, так до конца и не дочитав.
Сосед не зря ест свой хлеб. Почти весь компромат, копии которых хранились у меня дома, были в этой чертовой папке. Мне ничего не оставалось, как признать своё поражение.
– Для чего? – спрашивает Дмитрий, присаживаясь напротив.
– Я не знаю, – в чувствах отшвыриваю от себя скоросшиватель, испытывая дикое желание исчезнуть, испариться. Сделать хоть что-то, только бы он перестал на меня смотреть так, словно я враг народа.
Подскакиваю и несусь к кулеру. Наливаю в пластиковый стаканчик воды и выпивая залпом. Я не хочу пить, но вода – это единственная возможность сдержать поступающую рвоту. Зубы исполняют чечетку и будь стакан не из пластика, Дима с легкостью бы отгадал моё состояние.
– Я подержу её у себя сутки, Инна. Покрывать ваши дела, я не хочу и не буду. Как бы я к тебе не относился, – в его голосе сквозит разочарование, и я едва ли не зажимаю уши, чтобы не слышать этих жестоких слов.
А, впрочем, чего я ожидала? Великих поступков ради меня?! Чтобы он непременно сказал, что всё будет здорово и хорошо, что всю эту папку он уничтожит и никакие санкции мне не грозят?! Чего?!
Я хочу влепить себе пощечину, чтобы прекратить накатившую истерику и включить голову. Если не предпринять хоть что-то, можно смело собирать сумки для мест не столь отдаленные.
Бушующие внутри меня эмоции, напрочь отказываются подчиняться. Мне кажется, что я нахожусь под толстым слоем воды и никак не могу вынырнуть. Кто-то незримый продолжает держать меня в этой пучине отчаянья, безжалостно лишая кислорода.
– Извини, я…– стараясь не смотреть на него, выскакиваю из кабинета и несусь в туалет.
Горло обжигает желчь и, когда я наконец оказываюсь в кабинке, меня вырывает.
Я не знаю, сколько я нахожусь в таком полусогнутом состоянии, испытывая болезненные спазмы живота. Из глаз брызгают слезы, а горло неумолимо дерет. Западня. Чертова западня!
Мне плевать, что плитка в туалете далеко не блещет чистотой, а у меня достаточно недешевая юбка. Опускаюсь на пол, подтягиваю под себя колени и утыкаюсь в них лбом.
Опять одна. Опять душа навыворот. Я чувствую, что перегорела. Что ничего больше не хочу. Ни борьбы, ни лжи, ни попыток как-то изменить свою жизнь. Слишком поздно я очнулась от сна. Слишком поздно осознала, что моя токсичная любовь разрушает меня саму до основания.
Только в книгах одна маленькая женщина, может стать аналогом супермена. Только в фильмах, в конце концов, все живут долго и счастливо.
В детстве было проще. Я могла спрятаться от проблемы под одеялом и ждать, что придет мама и спасет меня. Накажет всех врагов, обнимет, поцелует в макушку и жизнь вновь заиграет яркими красками. В детстве я могла быть хорошей девочкой, ничего не делая, чтобы получить данный статус. Он был просто потому, что я есть. Просто потому, что меня любят и ждут.
Наощупь нахожу свою сумку и вытаскиваю из нее мобильный. Даже не помню, как умудрилась захватить её, убегая от соседа. Схватила на автомате, лишая себя возможности вернуться.
Пальцы, подрагивая, сами набирают нужный номер и я, кусая губу, тихо плачу. Я больше не взрослая женщина, решающая свои проблемы сама. Я маленькая девочка, которой нужна поддержка. Пусть словами, пусть с нотками осуждения, но поддержка.
Когда хочется орать от испытываемой боли и продолжать жить нет никакого желания, одно доброе слово способно стать веревочной лестницей из глубокой ямы, в которую ты загнал себя сам.
– Алло, мам…
– Инна? – мама сразу понимает, что со мной что-то не так. –Подожди секунду.
Она говорит что-то невидимому собеседнику, куда-то идет. Я слышу звуки по ту сторону трубку слишком приглушенно, чтобы уловить в них какой-то смысл.
– Инна, что случилось? – волнение в её голосе, заставляет меня пожалеть, что я вообще ей позвонила. – Инна не молчи!
– Мам, я запуталась… – все же говорю я. – Я так больше не могу.
Инна
Тест неумолимо показывает две полоски. Я купила его еще утром, но благодаря соседу совсем про него забыла, пока случайно не наткнулась, перерывая сумку, в поисках флакончика с успокоительным.