Я не Пань Цзиньлянь

Едва наступило утро следующего дня, они оставили в гостинице свой велосипед, а сами сели на междугородний автобус и отправились на гору Тайшань. на границе с уездом Ляншань шел ремонт скоростной трассы, на некоторых участках дорога сужалась, образуя длинные пробки. Их автобус то и дело останавливался, и когда они добрались до города Тайань, в окрестностях которого находилась гора Тайшань, уже было полшестого вечера. Совершить восхождение на гору они уже не успевали, поэтому устроились на ночлег в небольшой гостинице, спрятанной в неприметном городском переулке. Этой ночью Чжао оставался все таким же горячим. на следующее утро, позавтракав, они отправились покорять гору. Решив не тратить деньги, они отказались от подъемника и стали забираться на пик по опоясывающим гору бесчисленным ступеням. с ними шли целые толпы паломников из разных уголков мира. на каких только языках они не разговаривали! Для Ли Сюэлянь это было первое путешествие в жизни, ее просто распирало от радости. Встречая по пути какую-нибудь женщину, она сама вступала с ней в разговор. Ну а Чжао Большеголовый, который провел две активные ночи подряд, свою форму явно потерял, поэтому через каждые несколько ступенек он останавливался, чтобы отдышаться. на разговоры с паломниками и Ли Сюэлянь его тоже не хватало. Глядя на его одышку, Ли Сюэлянь хихикнула и надавила ему пальцем между бровей:

— Это все из-за твоей ночной прыти. Посмотрим, как ты теперь справишься.

Чжао, встрепенулся и замотал головой:

— Ночные дела тут не при чем. Это все из-за артрита.

Другим хватало первой половины дня, чтобы добраться до вершины горы Тайшань, но изрядно уставший Чжао Большеголовый и Ли Сюэлянь, которую он втянул в это дело, к полудню добрались лишь до ворот Чжунтяньмэнь. Сделав поворот в сторону, они оказались у небольшого храма. Рухнув на землю, Чжао вытер со лба пот и сказал:

— Может, дальше пойдешь одна? Я бы тебя здесь подождал.

Ли Сюэлянь чуть омрачилась:

— Мы же вместе отправились в путешествие, какой мне интерес одной взбираться?

Но Чжао выглядел так жалко, что принуждать его было просто невыносимо.

— Давай тогда дальше не пойдем, а передохнем и спустимся.

Чжао стал сокрушаться:

— Я ведь говорил, что сегодня мы заночуем на вершине. Теперь мы не сможем встретить рассвет.

Ли Сюэлянь стала его успокаивать:

— Да я дома всегда засветло выхожу работать на грядки, так что рассветом меня не удивишь.

— На горе Тайшань рассвет особенный.

— Да что в нем особенного, солнце везде одно.

На полпути к вершине, они съели прихваченные утром булочки и сваренные в чае яйца. Отхлебнув по очереди воды из бутылки, они стали спускаться. Дорога вниз оказалась намного легче, Чжао Большеголовый снова ожил:

— В следующем году нужно обязательно вернуться сюда, нельзя бросать начатое.

— Посмотрели и ладно, к чему снова на это тратиться. Тогда уж лучше выбрать какое-то другое место.

Спустившись с горы, они зашли в ресторан домашней кухни, где вприкуску с печеными лепешками съели по тарелке лапши с бараниной, после чего сразу пошли отдыхать в гостиницу. Этой ночью Чжао наконец утихомирился и Ли Сюэлянь уже не домогался. Устроившись в кровати, они просто лежали под одеялом и разговаривали.

Они вспомнили времена тридцатилетней давности, когда еще вместе ходили в среднюю школу. Ли Сюэлянь стала допытываться, в какой именно момент Чжао Большеголовый положил на нее глаз.

— То была любовь с первого взгляда.

Ли Сюэлянь презрительно прыснула:

— Ты говоришь о первой ступени средней школы, мне тогда только тринадцать исполнилось. Ты тогда вообще не обращал на меня внимания.

Тогда Чжао пришлось признать, что она тронула его сердце уже в старшей школе.

— В средней школе ты была еще малолеткой, а вот в старшей расцвела.

Потом Ли Сюэлянь спросила, откуда он брал деньги, чтобы в старшей школе угощать ее ирисками «Белый кролик». Тот признался:

— Просто крал у своего отца, из-за этих конфет меня постоянно били.

Ли Сюэлянь рассмеялась, обняла Чжао Большеголового и поцеловала.

Потом, вспомнив инцидент в сарайчике накануне выпускного, она поинтересовалась, почему он сразу убежал, когда она отпихнула его. Чжао с досадой хлопнул по краю кровати:

— Это все моя робость, окажись я тогда смелым, то и судьба бы у нас сложилась по-другому.

Покачав головой, он добавил:

— Мне потребовалось более тридцати лет, чтобы набраться храбрости.

Ли Сюэлянь снова прыснула:

— Храбрости, говоришь, набрался? Да ты сейчас вообще весь стыд потерял.