«Я не попутчик…». Томас Манн и Советский Союз

Речь Томаса Манна в Нью-Йорке, в которой он в некоторых местах приравнивал фашизм к большевизму, вызвала споры, в которые, по моему мнению, следует вмешаться.

В «Рунаге» № 137 Томас Манн обозначен как реакционный невежда и купленный крупным капиталом элемент. По моему мнению, высказываться по такому вопросу – не дело «Рунага». Наличествующее высказывание я, однако, рассматриваю как провокацию.

В номере «Нойер форвертс», который я сегодня получил, Штампфер пишет об этом статью, в которой использует заметку «Рунага», чтобы изолировать КПГ и помешать нашим отношениям с интеллигенцией.

Предлагаю:

1) расследовать кто автор этой заметки в «Рунаге», каковы были мотивы опубликования этой заметки и кто допустил это опубликование.

2) Разрешить ЦК КПГ написать письмо Томасу Манну, в котором дезавуируются содержащиеся в «Рунаге» оскорбления. В этом письме следовало бы сослаться на общую цель борьбы против фашизма, на прогрессивную деятельность Томаса Манна и прогрессивных представителей немецкой интеллигенции. Следовало бы сказать, что, разумеется, перед лицом сложных вопросов антифашистской борьбы по некоторым проблемам есть различные мнения, по которым необходим деловой обмен мнениями. В этой связи следовало бы сказать, почему мы придерживаемся мнения, что определенные формулировки в его речи не поддерживают антифашистскую борьбу, а способны помешать единению антифашистских сил. Письмо должно быть выдержано в дружественном тоне и не углубляться в детали[143].

Это послание будущего главы ГДР снабжено грифом «секретно». Оно представляет собой не что иное, как резюме стратегии, согласно которой Советы с 1933 года последовательно работали с Томасом Манном. Его качество «прогрессивного» интеллектуала и антифашиста имело для них абсолютный приоритет. Поэтому с его идеологическими промахами полагалось всегда обращаться тактично и снисходительно. Нарушитель этого правила навлекал на себя подозрение в провокаторстве со всеми вытекающими последствиями. Социал-демократы рассматривались как враги и конкуренты. Депеша Ульбрихта достигла цели, ибо уже через две недели Томас Манн записал в дневнике: «Вчера забавное письмо от Эрики: московское возмущение цюрихскими нападками на меня»[144].

Очередной корреспондент братьев Манн Тимофей Рокотов через несколько лет ушел в небытие. В 1941 году он был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и в 1945-м расстрелян.

В конце лета 1939 года Томас Манн снова отправился в Европу. О предстоявшем подписании советско-германского пакта он узнал 22 августа в Лондоне. На следующий день он записал: «Мои сомнения, что дойдет до войны, остаются в силе. <…> Но привести в замешательство моральные фронты удалось, совместные действия социализма и демократии как не только консервативного мира свободы предотвращены» ^[145]. Формулировка Клауса Манна обрисовывала проблему, которую пакт создал для немецкой эмиграции: ^Моральный шок альянса между Сталиным и Гитлером длительнее и глубже, чем казалось в первый момент… Политически – со стороны Сталина – возможно, очень умно. (Со стороны Гитлера: акт отчаяния, поданный как “триумф”.) Идеологически убийственно. На какой платформе нам теперь бороться?»[146]