«Я не попутчик…». Томас Манн и Советский Союз

С началом войны советскому руководству пришлось сместить акценты в пропаганде. Необходимо было правдоподобно обосновать неожиданную для многих смену курса. Задача не была простой, но на вооружении Советов состояло исключительно гибкое марксистское учение, а также большое число их приверженцев на Западе, в частности в рядах так называемой Германо-Американской писательской ассоциации (German-American Writers Association). 15 октября 1939 года Томас Манн узнал о политически мотивированных спорах в этом объединении, которым руководил Оскар Мария Граф. «Американские коммунисты, – записал Томас Манн, – за подобие Мюнхенского мира на основе раздела Польши. Надо их избегать»[151].

Серьезный внутренний конфликт, вызванный этими коммунистами, не заставил себя ждать. 31 октября Молотов выступил с докладом на внеочередной сессии Верховного совета СССР. Одним из его главных тезисов была «империалистическая агрессивность» Англии и Франции в борьбе против Германии. Верные западные партийцы поняли директиву и принялись за агитационную работу. Их деятельность в рамках Германо-Американской писательской ассоциации вызвала ряд полемических выпадов против этого объединения, в частности заявление, что в его Нью-Йоркском отделе сидит агентура Сталина. Томас Манн был вынужден ответить: ему неизвестно, чтобы кто-либо из членов этого отдела высказывался в духе актуальной советской политики, то есть характеризовал СССР и Германию как миролюбивые державы, а Англию и Францию как виновников войны. Но если бы такая «провокационная манифестация» случилась, то он, Томас Манн, сложил бы с себя звание почетного президента и вышел бы из союза[152].

В ноябре 1939 года в бюллетене Лиги американских писателей {League of American Writers) вышла просоветская статья о положении во Франции. Томас Манн, бывший почетным президентом также и этой организации, написал письмо в ее президиум. В нем говорилось, что статья доказывает зависимость международного коммунизма от советской политики, она служит не целям «деловой информации, а является актом сталинистского военного саботажа, политическим боевым действием против демократий в пользу Гитлера и Сталина». В заключение он заявлял, что отказывается от звания почетного президента Лиги[153]. Несмотря на корректный тон, письмо в целом было непривычно раздраженным. Писатель впервые в официальном документе ставил Гитлера и Сталина на одну ступень.

Сдержанная симпатия Томаса Манна к СССР опустилась до своей низшей точки в начале декабря 1939 года, когда Советы напали на Финляндию. Единственной нитью, еще связывавшей его с государством Ленина и Сталина, был журнал «Интернациональная литература», который ему регулярно присылали из Москвы. Последний месяц года писатель провел в подавленном настроении. Его краткие, поверхностно безучастные комментарии к ходу войны – в частности, к акциям Советского Союза – свидетельствуют о растерянности и замешательстве. 31 декабря 1939 года он записал: «Подробнее о новогоднем обращении Гитлера: тот говорил, что слом государственных суверенитетов необходим, а постоянной угрозе человечеству со стороны Англии должен быть положен конец. <…> “Новый мир, социалистический”. Убогий, убогий человек»[154]. Популярный миф социализма вдохновлял представителей казалось бы самых разных мировоззрений: и Сталина, и Гитлера – и подобных Томасу Манну либеральных интеллектуалов. Писатель – судя по его реакции – был оскорблен, услышав из уст нацистского вождя выражение столь близкой ему идеи. Гитлер, предсказывающий образ «нового, социалистического» мира, представился ему «убогим» шарлатаном.

В 1940 году тональность манновских комментариев к советской политике не изменилась. Время от времени он измышлял умозрительные конструкции, в которых Советскому Союзу, как правило, отводилась негативная роль[155]. В марте перед Красной армией капитулировала Финляндия. В апреле Вермахт занял Данию и Норвегию, в мае пришла очередь Нидерландов и Бельгии. 7 июня 1940 года – Вермахт в это время наступал на Париж – нью-йоркский немецкоязычный журнал «Ауфбау» опубликовал интервью с Томасом Манном. В его вводной части сотрудник журнала писал, что пакт между Гитлером и Сталиным по-прежнему беспокоит и возмущает писателя. По словам Томаса Манна, принципиальное различие между большевизмом и демократией трудно переоценить, однако же было бы неправильно вину за начало войны возлагать на одного Сталина. Гитлер уже давно готовился к ней. Сравнение морального уровня коммунизма и фашизма всегда будет не в пользу последнего. Но в вопросе отрицания свободы между ними нет никакого различия[156]. Таким образом, Томас Манн с небольшими вариациями повторял главный тезис доклада «О грядущей победе демократии». Политическую личность Сталина он не критиковал.