«Я не попутчик…». Томас Манн и Советский Союз

В конце апреля 1953 года Томас Манн приехал в Рим, чтобы официально поблагодарить Национальную академию деи Линчеи за премию Фельтринелли, присужденную ему год назад. Речь шла о престижной награде от старейшей в Италии академической институции. Во время встреч и почетных мероприятий разговоры о политике и идеологии были неизбежны. Его издатели Джулио Эйнауди и Альберто Мондадори устроили в его честь прием, на который были приглашены многие литераторы и политики, состоявшие в Итальянской компартии. В примечаниях к дневнику Томаса Манна приводятся три газетные публикации, освещающие этот прием с разных точек зрения. Консервативная «Франкфуртер нойе прессе» указывала на присутствие большого числа коммунистов и предполагала, что Томаса Манна таким образом хотели выставить как представителя «прогрессивных левых». Однако режиссеров этого проекта, по мнению журналиста, постигла неудача: Томас Манн четко заявил, что не смог бы жить по ту сторону железного занавеса. Он слишком индивидуалист, чтобы симпатизировать коммунизму. С представителями ТАСС он, как не без удовольствия отметила «Франкфуртер нойе прессе», обменялся лишь несколькими вежливыми фразами. По сообщению «Франкфуртер рундшау», Томас Манн сказал, что обладает всеми недостатками антикоммуниста. От приглашений со стороны культурных организаций, за которыми стоят коммунисты, он, по его словам, отказался[391].

Коммунистический журнал «Вие нуове» обрисовал прием в честь писателя в совсем другом свете. Его корреспондент коснулся темы европейско-американских культурных связей, а также гуманизма Томаса Манна и дословно привел его короткий, но сердечный диалог с представителем ТАСС. Реакцию Манна на неудобные вопросы он не упомянул, но процитировал его ответ Ольбергу и «Путевой очерк», опубликованные четыре года назад. Эпизод, когда Томас Манн парировал чей-то политический выпад, журналист подал как провокацию в отношении писателя: «Также и в салоне отеля “Эксчельсиор” кто-то призвал Томаса Манна дистанцироваться от его “коммунизма”. Томас Манн ответил, что нетрудно установить, что он никогда не был коммунистом. Он был явно раздражен»[392].

К приемам и встречам со знаменитостями он был привычен. Но аудиенция у папы Пия XII, состоявшаяся 29 апреля 1953 года, его глубоко взволновала. Под ее впечатлением он записал в дневнике: «Родственное отношение к католической церкви и к коммунизму. Против них обоих – ни слова! Пусть другие усердствуют и боятся теократии и цензуры»[393].

Вернувшись из Рима, он снова заверил публику в своей приверженности Западу и не преминул все же сказать несколько слов против коммунизма. В статье, датированной 10 мая 1953 и вышедшей в сентябре во французском журнале «Компрандр», он писал:

Из-за своих корней и формирования меня как личности я не гожусь в приверженцы коммунизма. Я знаю ужасы этой церкви, хотя страх перед ее мировым господством не мешает мне видеть ее правоту – пусть и в высшей степени относительную – перед лицом недугов нашего позднекапиталистического мира, который вместо того, чтобы из своей угрожаемой ситуации черпать импульсы для внутреннего обновления, технически чудовищно вооруженный, вынашивает безнадежные планы уничтожения. <…> Мое чувство принадлежности к Западу, сознание моей неспособности жить под идейным прессом восточной ортодоксии и ее тактических капризов не позволяют мне говорить о нейтральности[394].

Этим пассажем, особенно его последним предложением, Томас Манн еще раз отвечал критикам своей пресс-конференции в Вене. Он явно не хотел, чтобы ему ставили в упрек мнимую нейтральность, за которой прячется симпатия к диктатуре. Одновременно он критиковал «позднекапиталистический мир» и признавал за коммунизмом определенную правоту перед лицом недугов этого мира. Советской стороне был давно знаком этот «диалектический» прием, когда последующая фраза ослабляла смысловой эффект предыдущей. Бехер и другие специалисты были достаточно опытны, чтобы выделить в рассуждениях Томаса Манна «рациональное зерно», отмести все ненужное и не отталкивать писателя критикой, которой он и так постоянно подвергался на Западе. Ни из Москвы, ни из Восточного Берлина, как и раньше, не последовало никакой отрицательной реакции на его «слова против коммунизма».