Впрочем, он-то как раз меня любил. Но на похороны так и не пришёл. Ни на первые, ни на вторые. А о том, что помолвлен с другой, я узнала позже от Сьюзи. Но тогда у меня не было сил даже на злость. В глубине души я была этому даже рада и понимала причину его поступка. Его род беден. Ему нужная богатая родовитая невеста. И если по второму пункту я проходила, то по первому, как оказалось, нет.
Новость о том, что мы — банкроты, адвокат сообщил вскоре после похорон родителей. Оказалось, что отец пристрастился играть в карты и за несколько лет спустил накопленные предками капитал. Моё приданное и деньги, отложенные на учёбу для брата.
Впрочем, Гарри они так и не понадобились.
И всё же я не могла понять, что стоило Эрику сказать правду? После стольких лет дружбы? Он же видел, что я не влюблена. Боялся скандала? Глупости. Я бы ни за что не устроила его. И он прекрасно это знал, а, значит, оставалось одно — трусость. Он просто испугался, не нашёл в себе сил сказать мне правду, глядя прямо в лицо.
Эрик всё-таки смог подняться и тут же рывком дёрнул меня на себя. Так, что мои руки оказываются зажатыми между нашими телами.
— Я не могу без тебя, Мила, — выдыхает он мне в губы, явно собираюсь поцеловать.
Но я отворачиваюсь, только сейчас ощущая кислый запах спиртного. Напился. Неудивительно: свадьба должна состояться на следующей неделе.
— Пусти, Эрик. Ты слишком много выпил.
Я упираюсь руками в его грудь, пытаясь оттолкнуть.
Ну, что за день?
— Не нравлюсь? — шепчет он зло. — Ну, конечно, я же не Генри О’Лэс. Не думал, что ты так быстро забудешь обо мне.
Устало вздыхаю. У меня нет ни сил, ни желания переубеждать его.
— Пусти или пожалеешь.
— Но у меня тоже скоро будут деньги, — выдыхает он, словно не слыша меня. — И если бы ты стала моей любовницей, я бы мог дать тебе немного. На выкуп поместья, конечно, не хватит, но на жизнь вполне. У тебя ведь почти не осталось денег, Мила.
Эрик хватает меня за подбородок, заставляя повернуть голову и целует. Жёстко и требовательно. Его рука скользит по моему бедру, но вместо возбуждения я чувствую лишь гадливость. И в этот раз не пытаюсь сдержать вспыхивающий внутрь огонь, даже когда в нос ударяет горький запах горящей ткани.
— Что за…
Он тут же отталкивает меня и быстро бьёт себя по груди, пытаясь затушить огонь. Поднимает голову, со злостью глядя на меня. А я не могу скрыть улыбки, глядя на чернеющие на его пиджаке следы от моих ладоней и всё ещё ощущаю огонь на кончиках пальцев.
— Ты ещё пожалеешь об этом, — шипит он, а затем разворачивается и быстро сбегает вниз по лестнице.
Я провожаю его взглядом, а когда поворачиваюсь, то вижу приоткрытую напротив дверь. Правда, она тут же захлопывается.
Усмехаюсь. Ну, конечно. Ни одно происшествие в этом доме не проходит мимо этой престарелой сплетницы. Мне «повезло» больше всех: я живу с ней на одной лестничной клетке.
Глава 2
Тянусь к очередной розе — кремовой с бордовыми вкраплениями, — но натыкаюсь на шип и тут же одёргиваю руку. На кончике пальца блестит алая капелька крови. Вот до чего доводит жадность, а ведь мой букет уже итак достаточно большой.
— Камилла, иди скорей. Сейчас всё остынет.
— Сейчас, мам, — откликаюсь я, засовывая палец в рот.
Вот только сорву последнюю.
В этот раз я действую осторожнее, выискивая чистое от шипов место, и только потом ломаю хрупкий стебелёк. Так-то. Аккуратно пристраиваю свою добычу к остальным цветам.
— Камилла!
Голос матери звенит от злости, и я тут же вскакиваю, но не успеваю сделать и пары шагов, как слышу странный гул. Он постепенно нарастает, становясь всё громче, и я чувствую, как дрожит под ногами земля. Вздрагиваю… и открываю глаза, с грустью глядя в ненавистный серый потолок с сетью трещин и трясущуюся люстру. И с горечью осознаю: это был всего лишь сон. И нет ни мамы, ни сада.
В детстве я боялась кошмаров, страшных монстров под кроватью и жуткого крика банши под окном, предвещающего скорую смерть. Но лишь сейчас поняла, что самые страшные сны вот такие: светлые, добрые, счастливые. Сны, в которых все ещё живы. Сны, в которых я ещё могла улыбаться.
Вздыхаю, перекатываясь на живот и закрывая голову подушкой, но скрыться от шума не удаётся. Можно, конечно, поставить полог, но не уверена, что смогу уснуть. К тому же, мне всё равно нужно сегодня попытаться найти работу и решить проблему с долгом. Аукцион через два дня.
Откидываю подушку и сажусь, подтягивая колени к груди. В щель между штор сочится серый утренний свет, отбрасывая узкую полос на ковёр. Значит, уже шесть и в метро пошёл первый поезд. Ну, что стоило машинисту сегодня немного опоздать? А я бы увидела семью. Пусть ненадолго и во сне.
На квартиру в нормальном районе у меня просто нет денег, да и на эту скоро не будет.
Быстро собираюсь, но у двери замираю, глядя на стопку белых конвертов. Счета. Счета. Счета. И снова счета. И опять они. Но один конверт — с золотой короной — выделяется. Мне не нужно открывать его, я итак знаю, что там: очередной договор от него. Первый я вскрыла, но только прочла заголовок: «Брачный договор», и тут же сожгла.