3. Типичны объяснения, лишенные логики, или конфабуляции, которые пытаются опровергнуть факт болезни.
В идеале вы можете узнать, выявило ли нейропсихологическое тестирование дисфункцию. Однако вне зависимости от того, имеет ли проблема неврологические корни или проистекает из упрямого стремления к самозащите либо является следствием действия обоих этих факторов, возникает самый важный вопрос: как помочь человеку согласиться на лечение? Этому посвящена следующая часть книги.
Помните, что причина тяжелого и устойчивого «отрицания» может быть менее важна, чем то, каким способом вы будете с ним справляться. Для движения вперед вам необходимо знать одно: человек, которому вы помогаете, не понимает очевидных
Часть II. Как помочь, используя метод 4С
Глава 4. Правильный и ошибочный подходы
Доктор Карен Холлоуэй подошла, когда я сидел на посту медсестры, многозначительно посмотрела и сказала: «Майкл вернулся. Мне нужно, чтобы вы спустились в приемное отделение и оформили его госпитализацию».
— Майкл Касс? — спросил я, не веря своим ушам.
— Боюсь, что так, — ответила Карен, которую забавляло мое удивление. — Привыкайте к этому, Ксавье. Для некоторых пациентов больница становится родным домом, и Майкл один из них.
Это был 1988 год, и Карен была главным врачом в больнице в Нью-Йорке, где я обучался в интернатуре. До сих пор я вспоминаю ее как одного из наиболее ярких, способных к состраданию и уравновешенных людей, с кем мне когда-либо приходилось работать. Она поставила Майклу диагноз «застрявшего в больничных дверях пациента» вовсе не потому, что хотела позлорадствовать или была лишена сострадания.
Майкл Касс был выписан из больницы всего шестью неделями ранее, после того как провел в лечебном заведении месяц. Покидая больничные стены, он уже не слышал голосов. Бредовые идеи сохранились, но он больше не говорил о них с навязчивым постоянством. Майклу было предписано продолжать терапию и наблюдаться в одной из наших клиник для амбулаторных больных.
Судя по комментарию Карен, я не сумел скрыть разочарования и удивления, что он вернулся так скоро. Я сбежал по лестнице, не дожидаясь переполненных лифтов и перепрыгивая через две ступеньки, с девятого этажа прямо в приемный покой и направился к двери с табличкой «Отделение неотложной психиатрической помощи». За этой дверью, изолированной от остальных неотложных служб, находилось помещение из пяти комнат: четыре отсека для пациентов слева и сестринский пост справа. Войдя, я пригнулся и быстро завернул направо в сестринскую. Мне не хотелось показываться Майклу на глаза, пока у меня не будет возможности поговорить с медсестрой из приемного покоя. Однако услышанный мною отчет не предвещал ничего хорошего.
После выписки Майкл отправился домой жить с родителями, но не явился на первый амбулаторный осмотр. Его родителям было уже глубоко за шестьдесят; они и знать не знали, что сын пропустил визит к врачу. Они спросили Майкла о посещении доктора, но он уклонился от разговора на эту тему. Родители позвонили в клинику, но не получили разъяснений, был ли их 35-летний сын на приеме у врача. Они также были не в курсе, что Майкл не обратился за новым рецептом, когда закончился недельный запас препаратов, выданный ему в больнице при выписке.
Около двадцати минут я потратил на изучение предыдущей карты Майкла, которую медсестра из приемного покоя заказала из архива медицинской документации. Затем, покинув сестринскую, я поприветствовал своего нового-старого пациента:
— Добрый день, Майкл, как ваши дела?
— Доктор Амадор-коридор[9]
! Какими судьбами? — ответил он, звонко смеясь и болтая без остановки. — Будьте так любезны вызволить меня отсюда! Я делал свои дела, никому не вредил, полиция истолковала все неправильно. Вытащите меня отсюда, идет? Вы должны постараться вызволить меня, потому что…Я попытался вставить хоть слово:
— Майкл, Майкл, погодите секундочку, остановитесь!