Я не скажу, кто твоя мама (СИ)

Глава 18 Из которой становится ясно, что замуж берут даже таких, как Ельникова

Глава 18, из которой становится ясно, что замуж берут даже таких, как Ельникова

— Суд вынес решение. Больше я не могу приближаться к дочери, — упавшим голосом сказала Ельникова. — Здорово, да, когда все смакуют скандальное продолжение истории?.. Все узнают, что я сделала с ней. И непременно меня осудят.

— Значит, это то, что сейчас нужно Юне, — стараясь сохранять спокойствие, Петров вышагивал по комнате, исподтишка поглядывая на жену в сильной тревоге, что к ней вернутся суицидальные настроения. — Она же не хотела от тебя отставать? Но когда ты настойчиво потребовала, чтобы она оставила тебя в покое, — она это сделала? Вот и ты сделай.

Ельникова видела Юну только на закрытом заседании по поводу Юниного заявления; судья Ельниковой явно сочувствовал и несколько раз спросил Юну, не отменит ли она своё решение ввиду новых открывшихся обстоятельств, — ведь всё-таки перед ней родная мать, очевидно желающая восстановить отношения с дочерью. Но Юна была неумолима: нет, ей плохо, физически плохо; поднимается давление, усиливается сердцебиение, появляется тревога, начинаются панические атаки; она не верит Ельниковой, и её навязчивое присутствие приносит ей ощутимый дискомфорт.

— Адвокат и психоневролог сумели доказать, что общение со мной не лучшим образом скажется на её душевном состоянии.

— Подозреваю, что они оба правы. Юну заносит.

— Володя, — мучительно выдохнула Ельникова, с мольбой глядя на него, — отпусти меня. Вот просто отпусти. Я побыла с тобой. Вспомнила, как это… здоровско. Сказала вам с Юной, что люблю вас так сильно, как никто никого не любил. Больше у меня нет дел на этом свете.

Петров остановился.

— Нет дел? Вот бездельница. Завидую. Но ничего. Я придумаю, чем тебя занять. Вот тебе первое дело: иди умойся. Вся тушь стекла к чёртовой матери. Иди макияж смой с рожи со своей. Я хочу заняться сексом.

— Мне не до этого сейчас, неужели ты не видишь?

— Я вижу только одно: если ты не умоешься сама, тебя умою я. И не факт, что тебе это понравится.

Ельникова тяжело поднялась. Когда она разбитой походкой, еле переставляя ноги, вышла из ванной, Петров усадил её рядом с собой на диван.

— Справилась? Отлично. Теперь дай тебя раздеть.

Узкое пространство дивана не оставляло возможности для каких-либо экспериментов или движений. Ельникова лежала молча и неподвижно, не сопротивляясь и не помогая, пока Петров довольно долго упивался близостью в одной и той же позе.

— Подвигай бёдрами. Ну хоть немного. Не лежи бревном, — потребовал мужчина. — Я так себе куклу для утех могу купить в секс-шопе.

— Места мало…

— Для примитивных движений вверх-вниз много места не требуется.

Ельникова сделала над собой усилие и с трудом включилась в процесс. Тот факт, что ей приходится стараться для своего мужчины даже тогда, когда ей совсем плохо, оказался неожиданно возбуждающим. Петров ничего не понял и, увидев, что женщина завелась, приписал это своему мастерству как любовника, что его ещё больше распалило; подтянул её повыше, положил в положение полусидя на подлокотник дивана и спросил:

— Так лучше, да?

— Лучше видно, что происходит внизу… — невнятно пробормотала Ельникова.

— А ты у меня что… с каких это пор ты любительница посмотреть?

Женщина, сильно смутившись, обвила его руками и ногами, прильнула всем телом, словно ища защиты и спасения. Когда всё закончилось, она сдавленным голосом спросила у Петрова, который с довольным видом остался лежать на ней:

— Ну теперь-то ты меня отпустишь?

— Размечталась. Я придумал бездельнице ещё одно дело. Ты выйдешь за меня замуж.

— Что?

— Была когда-нибудь в Вегасе?

— Ты спятил?

— Тогда и Еремеев спятил. Они с Юной поженились в Вегасе.

— Как?..

— Юна не хотела, чтобы я тебе говорил. Она не желает, чтобы ты была в курсе хоть каких-нибудь событий из её жизни. Но перебьётся. Мы с тобой поженимся там же, где они с Еремеевым расписались. Как тебе? Собирайся, — Петров встал, подобрал с пола вещи бывшей и кинул ей. — Давно пора. Это всего час на самолёте. Я закажу билеты. Давай отвлечёмся, Ельникова. И подумай на досуге, хочешь ли снова взять мою фамилию.

Ельникова вытянулась на диване, чувствуя, что не может встать.

— Узнаю бодрячка, который всегда был полон сил и смелых идей после секса.

— Узнаю задохлика, который отваливался на боковую сразу, как только все постельные экзерсисы завершались.

— Просто я любила заниматься любовью усердно, а потом валяться возле тебя обессиленной. Так нет же — ты вечно отжаришь в ноль, выпрыгнешь из койки и несёшься обратно в кабинет, как угорелый. Больше всего меня бесило, что, приступая к сексу, ты не удосуживался снять с меня очки. Я уже в твоих руках, зафиксирована под тобой — и вынуждена изгибаться, куда-то их пристраивать, чтобы не раздавить в процессе, оправу не погнуть… Ничего не изменилось. Тебя не так-то легко терпеть, цени свою… невесту.