Я не скажу, кто твоя мама (СИ)

— Конечно же, не все! — почти выкрикнула Юна. — Это, как оказалось, только начало. Я почти никогда не болела гриппом, много лет держалась — а тут рухнула сразу как приехала. Надо в общежитие заселяться, по инстанциям бегать, оформляться — а я никакая. Никакущая! Три дня температуры — и врачи в телефоне абсолютно спокойны: мол, сами приезжайте. И мне с температурой тридцать девять с половиной пришлось разбираться с тонкостями своей страховки, вот радость-то! Чтобы узнать, что мне ничем помочь не могут; зато заражать людей в очереди — добро пожаловать к нам в emergency room!

— Всё правильно, здесь только так. Никто не будет с вами носиться, как с писаной торбой, — холодно подтвердил Феликс. — Что вы делаете из этого трагедию. Сейчас сезон такой — март, температура постоянно меняется — то жарко, то холодно; все переболели. Я тоже лежал неделю, — с такой же температурой, как и вы, вынужден был выступать онлайн, потому что кроме меня мою работу никто не сделает; и ничего, пережил, как и многие мои коллеги.

— Так вы вон какой крепкий и здоровый, что сравнивать. А я в обморок свалилась! Ещё и неудачно ушиблась при этом! А волос сколько у меня выпало? А гемоглобин как упал? Да я первые дни после выздоровления на улицу выходить не могла, так шатало! Может быть, я ещё и помру! Приехала, чтобы гриппом заболеть — это ж надо же! В первую неделю!

— Так ведь это всё в прошлом, — с некоторым недоумением возразил Феликс. — Сейчас важное время для того, чтобы сконцентрироваться на своих обязательствах и работе. Вы так не считаете?

— Большое спасибо, что напомнили мне о моём долге перед наукой! — саркастически воскликнула Юна. Накопившаяся усталость последних месяцев вдруг навалилась на неё; она снова почувствовала себя больной, эйфория от нахождения в Лос-Анджелесе куда-то улетучилась. — Ещё и попрекнули меня покупкой насовской футболки в «Россе»… Да это, если хотите знать, моя единственная радость за последние два года!

— Да не попрекал я вас, с какой стати? — сердито прервал Феликс и подошёл к ней, продолжая внимательно глядеть на её лицо. — Какая живая мимика. Вы что, в самом деле заплакать собираетесь? Предлагаю вам успокоиться; сейчас вы здесь, все испытания позади. Поедите и пойдёте в библиотеку. Будете продуктивно работать, как привыкли и чего от вас все ожидают. Нет?

— Да не так-то это просто, Феликс Эдмундович, — горестно отказалась Юна. Мужчина возразил:

— Валентинович. Эдмундович — это Дзержинский.

— Ой. Я на автомате.

— Если вы привыкли страдать и хныкать — от любимой привычки отказываться нелегко, это конечно. Но ради разнообразия вы могли бы…

— По-вашему, я привыкла страдать и хныкать? — возмутилась Юна.

— А что, стали такой недавно? — весело поддразнил мужчина. — Вы же боец, судя по эпизоду с таблицей умножения. С активной жизненной позицией. До конца будете бороться.

— Это в прошлом, — с тоской посмотрела на него Юна.

— Полчаса назад — это в прошлом? — поднял брови Феликс. — То есть это теперь не вы в этом студенческом теле? Вас захватил пришелец, как в научной фантастике?

— В научной фантастике тоже часто о страдальцах вроде меня пишут. Я её как раз изучаю. Сиди и думай, от каких бед помрёшь!

— А вы пробовали не сидеть и не думать, а, пока вы живы, дело делать?

— А незаметно, что я дела делаю круглосуточно? — возмущённо вскинулась Юна.

— Заметно, — примирительно согласился мужчина. — Потому и предлагаю не сбавлять темп и вспомнить о самом главном.

— Да вы зануда похуже меня, — девушка полушутя-полусерьёзно сделала ещё полшага и, оказавшись вплотную к нему, легонько стукнула его кулачком в грудь. Феликс слегка улыбнулся:

— Очки-то не ломайте. Всё никак привыкнуть к ним не могу.

Юна только сейчас заметила, что у него на груди висят очки, незаметные в тёмной оправе и на тёмной тесёмке на фоне тёмно-серой рубашки и чёрной кофты. Феликс перехватил её заинтересованный взгляд, неторопливо снял очки и, положив их на стол, подвинул к ней ногой круглую библиотечную тумбочку для верхних полок, стоявшую у шкафа:

— Вставайте, Юна.

Юна, не заставив себя просить дважды, сделала шаг к тумбочке, шаг на тумбочку — и сразу оказалась в его объятиях. Как только она обняла его за шею и прижалась к нему, все испытания этих месяцев сразу перестали иметь значение. Она с ужасом поняла, что не сможет разжать руки. Вот позор. Повисла на незнакомом мужике с чужого факультета. Какой ужас. Юна глубоко и прерывисто вздохнула и испуганно прошептала:

— Слышите? Это теперь у меня такой вздох стал после этого вашего американского гриппа. Не могу нормально воздух втянуть!

— Неважно себя чувствуете? — осведомился он, довольно крепко держа её в объятиях. Объятия эти были скорее дружескими, и Юна успокоенно задышала ровнее.

— Первые дни еле таскала ноги. Сейчас уже савраской ношусь по городу… надолго ли… — Юна не решилась поделиться с Еремеевым своим предполагаемым диагнозом.

— Хоть с чем-то нормально, — он осторожно похлопал её по спине, затем погладил и стиснул сильнее. Юна ойкнула от неожиданности и удовольствия.