Я не смогла, и ты не сможешь тоже (СИ)

Ольга зевнула и перевернулась на спину. Она не помнила ни о каком приеме, и ей было абсолютно наплевать на бабушкины желания. Весь прошедший месяц она работала как проклятая, в свободное время очаровывала Иру и пыталась подобраться к Снежной Королеве — впрочем, пока безуспешно. И до приема ей не было никакого дела.

Кстати, а что за прием-то?

Последнюю фразу она неожиданно произнесла вслух и тут же проснулась. Села на кровати, сморщилась от маминых интонаций в трубке.

— Как ты могла забыть? Половина Москвы соберется чествовать память твоего прадеда, а ты забыла? Ольга, ты меня разочаровываешь!

— Я разочаровала тебя давным-давно, — пробормотала Ольга, выбираясь из кровати и нащупывая ногами ковер. И сказала громче. — Мама, успокойся, пожалуйста. Я приду. Скажи только, где и во сколько будет это радостное событие.

Прежде чем ответить на вопрос, мама вдоволь насладилась, высказывая Ольге все, что она о ней думает. Пока она говорила, Ольга успела умыться, собрать волосы на затылке заколкой, включить кофеварку и закурить первую за сегодня сигарету.

Она присела на подоконник, покрепче завернулась в теплый махровый халат и принялась зажженной сигаретой дирижировать маминому голосу.

— Тра-та-та-тата. Тра-тата. Тра-тра-тра-та.

В смысл она не вслушивалась — зачем? Ничего нового она все равно не услышит, а настроение себе испортит.

Наконец, мама выдохлась и назвала время и место. Ольга вежливо попрощалась и изо всех сил швырнула телефон на пол.

— Чтоб ты сдох, — посоветовала она ему и глубоко затянулась.

Значит, прием. Очень мило. Придется просить Игоря — в последние годы он единственный сопровождал ее на все светские мероприятия, организованные матерью. Она даже спрашивала, когда они поженятся, вызывая этими вопросами истерический смех со стороны Ольги и интеллигентное пожатие плечами у Игоря.

Поженятся они, как же. Жди, мамочка. Жди и надейся. Бантыш-Каменский и Будина — отличная партия, чудесная семья, кудрявая девочка и светловолосый мальчик, семейные фото в журнале Эсквайр и загородный дом в Барвихе.

Так все и будет. Кроме Бантыш-Каменского. И кроме Будиной.

— Как можно было умудриться превратить свою жизнь в ЭТО? — Спросила Ольга у отражения в серебряной чашке. — Ну как, а?

Чашка безмолвствовала. Ольга вздохнула, сделала глоток кофе и открыла холодильник. Йогурты, сыр, какие-то мерзкие кусочки чего-то желтого в желтом же рассоле, цветные коробочки с желе и целые грозди разнообразных фруктов.

Еду покупала домработница. Она приходила два раза в неделю, пока Ольги не было дома, привозила целые сумки еды и убирала квартиру. Работа у нее была непыльная — от одной Ольги грязи все равно было мало, а продукты она выбирала на свое усмотрение.

Пусть будет банан. Банан и кофе — чем не аристократический завтрак? И сигареты, конечно, куда ж без них.

Со всем набором Ольга уютно устроилась на подоконнике, и принялась есть, поглядывая вниз на спящий Камергерский. Сидеть было тепло и комфортно — за окном вовсю бушевал осенний ветер, от него даже окна слегка потрескивали, а у Ольги был теплый халат, купленный за бешеные деньги в Германии, серебряная чашка кофе, банан и сигарета. И жизнь уже не казалась такой уж отвратительной штукой.

— Может, дачу купить? — Спросила Ольга у чашки. — Хотя зачем мне дача? Огурцы зажать?

Она представила, как стоит над грядкой, согнувшись — в руке тяпка (Или что там еще бывает? Грабли?), на голове косынка, по спине — капли пота. Дачница.

Их дача, на которой Ольга была от силы раз десять за все детство, не предполагала ни грабель, ни тяпок. Она была под Тверью, где-то между Москвой и Питером — большой участок с соснами, деревянный дом, дорожки, выложенные плиткой и — газон, газон, один сплошной газон.

По газону ходить было нельзя. Пятилетняя Ольга один раз попробовала — интересно было ощутить пятками траву. Она встала прямо на газон, босая, и завороженно высунула язык — ощущения были волшебные, фантастические, трава щекотала голые подошвы и пахла чем-то до ужаса приятным.

— Ты должна соблюдать правила, — сказала мама, обнаружив счастливую Ольгу на газоне и за ухо ведя ее в дом. — Если сказано «нельзя» — это означает именно «нельзя», и ничего другого. Есть этикет, Ольга, и его нужно соблюдать.

От маминого «этикета» хотелось немедленно разрыдаться, а позже — когда Ольга стала постарше — застрелиться. Шашлыков на даче никто не жарил — это было плебейство, на речку купаться не ходил — «С ума сошла? С деревенскими на один пляж?», огурцов не выращивал и падающие с редких деревьев яблоки не собирал.

На даче устраивали «приемы», принимали гостей, наряжались в смокинги и пили шампанское из высоких бокалов. И дышали воздухом. Это так и называлось — «поехать подышать воздухом». Дышать следовало сидя на веранде с прямой спиной и читая умную книжку. И так целыми днями.

Ольга одним глотком допила кофе и закурила.

— Что это ты так разозлилась? — Подумала она. — Тебе тридцать лет, и если хочется завести дачу и стоять на ней задом кверху — пожалуйста, никто не мешает.

Никто не мешает. Ну да.

Она еще раз вздохнула и пошла одеваться и звонить Игорю.