Я (не) согласна

Я надела платье и шелковые чулки. Да, у меня есть платья. Причем на славский манер — из тонкого муслина, на пуговичках спереди и с широкой лентой под грудью, легкие, воздушные, с рукавом-фонариком. Под такое платье даже нижнюю сорочку можно не надевать, только панталоны, и те совсем коротенькие. Это вам не Галлийская мода с корсетами и многослойностью. Волосы заплела в короткую косу, надела туфли и маленькую шляпку, повертелась перед зеркалом и довольная своим видом повернулась к Дару.

Он смотрел на меня странно, будто не веря своим глазам. А еще взгляд его был пристален и жаден.

— Я готова к обеду, — заявила я. — Ты одеваться собираешься?

Сам он все еще сидел в одних штанах.

— Точно, — сказал он. — Я просто не знал, что ты такая красивая.

Я посмотрела на него удивленно: красивая? Вот Виктория красивая, а я обычная. А, он имел в виду, что я в платье хорошо смотрюсь! Что ж, это действительно так. Носить красивую одежду мне теперь доставляет истинное удовольствие. И женщиной рядом с ним быть — прекрасно.

Оказывается, Дар может быть галантным: подавать руку, ухаживать, говорить приятные слова. Странно чувствовать себя рядом с ним женщиной.

Мы сидели за столиком в ресторане — как самая настоящая супружеская пара — и мирно болтали о каких-то совершенно неважных вещах. Он был… милым. Настолько милым, что мне почти хотелось его придушить. Или поцеловать.

— Дамир, приветствую! — раздался голос рядом с нашим столом.

Я подняла глаза от тарелки: а этого человека я знала. Тот самый купец, который скандалил по поводу букета. Борис как-его-там. Только он ведь из Даньска, а мы в Славске. Как он здесь оказался, непонятно!

К моему сожалению, Дар не назвал фамилии, а просто буркнул неприветливо:

— Чего надо?

— Новости есть, надо поговорить.

— Говори.

— Здесь? Сейчас? — мужчина выразительно поглядел на меня, но Дар махнул рукой.

— Моя супруга Стефания. Садись, что встал?

— Очень приятно, госпожа Стефания. Я и не знал, что господин Ольхов женился. Примите мои поздравления!

— Благодарю, — кивнул блондин. — Что у тебя?

Купец мялся, явно не понимая, что можно говорить при мне, а что нельзя. Я ласково улыбалась, не собираясь облегчать ему задачу. Тем более, я и сама не знала, как правильно себя вести, чтобы не навредить делам кнеса Ольхова.

— Что молчишь, как неродной?

— Пребываю в полном смятении от красоты кнессы Ольховой, — выкрутился купец. — Речь потерял.

— Странно. А сам выпороть ее грозился.

Надо отдать должное — дураков у Дара среди агентов нет, а это был явно агент. Борис буквально впился в меня глазами, а потом хлопнул ладонью по столу, едва не опрокинув тарелку.

— Мальчишка! — выпалил он. — Который с букетами напортачил!

Я скромно опустила глаза, под столом изо всех сил наступив Дару на ногу. Зачем он меня выдал? Муж даже не дернулся.

— Значит, так, — деловито начал купец, внезапно успокоившись. — Как ты и ждал — пришло лето и овес снова всплыл. Наблюдение за монастырем показало, что там действительно перевалочная база. Этакая овсяная биржа. Настоятельница ни сном ни духом. Наш агент внутри…

— А ваш агент — женщина? — не удержалась я. — У вас есть женщины-агенты?

— Ну… да, — осторожно покосился на меня Борис.

— Даже не думай! — ладонь мужа накрыла мою руку и чувствительно сжала.

Что значит "не думай"? В архив полицейского участка лезть — это нормально, а в женский монастырь — мне, прекрасно знающей, как и что там устроено — нельзя?

— В общем, наш агент выяснила, что настоятельница больна, с постели поднимается редко, ведет себя заторможенно и почти не помнит, кто она такая. По факту в монастыре заправляет сестра Миллисента.

— Каторжница? — перебивает его Дар. — Она туда вместо каторги сослана за разбой и грабежи. Какая-то важная шишка за нее похлопотала, да и подельники ее покрывали. Аяз, кстати, давал показания, что она главная в этой банде была.

Услышав знакомое имя, я насторожилась. Значит, и тут Вики замешана. Вот неугомонная! И как она всё успевает? Тут вдруг мне вспомнилось, что у меня сегодня тоже было приключение, да такое, о котором я могу рассказать, пожалуй, только кузине, и довольная улыбка сама собой наползла на моё лицо.

— В подвалах монастыря этот самый овес перебирают. Там даже устройство с ситами разного размера сделали. Умельцы, мать их! Вернее, умелицы. Уже оттуда коней напрокат дают и с ними — тот самый овес. Кто из местных кнесов замешан — пока не ясно, но узнать несложно. Главное, время. Пока зима была, мы ко всем внедрили своих людей. Зимой-то скачек нет, и лошади все в монастыре, и овес не привозят.