Я (не) согласна

Дамир гневался. Его взгляд испепелял. Не желая выяснять отношения при свидетелях, он быстро огляделся и потащил меня в какой-то коридор. Заглянув в первую же дверь, супруг кивнул и втолкнул меня внутрь. Здесь была, кажется, кладовая, где хранились тряпки, метлы и ведра, а на полках стопками лежали пыльные бумаги. Два человека едва могли тут развернуться. Он плотно закрыл дверь, оставляя нас в кромешной тьме.

— Стефа, ты… невыносимая, дерзкая, невоспитанная дура! — пришипел Дар, едва не рыча.

— Ты ошибаешься, — шепотом ответила я. — Я очень даже воспитанная! И недерзкая! И выносимая! А теперь выпусти меня отсюда, я темноты боюсь!

Ощупью нашла его, толкнула, скользнула руками по груди и замерла, почувствовав под пальцами бешено колотящееся сердце. Страх сразу куда-то исчез, а руки сами собой поползли вверх, чтобы коснуться кожи над воротником. Дальнейшее походило на безумие. Дар рывком развернул меня, нажал между лопаток, заставляя прогнуться в пояснице, упереться ладонями в стену. Горячие губы впились в шею, а в ягодицы уперлось тоже… не менее горячее. Под его пальцами рубашка расползлась сама собой, повязка на груди ослабла. От рук, скользнувших на грудь, я неожиданно для себя не сумела удержать стон. Левой рукой он зажал мне рот, а правой в нетерпении порвал завязку, на которой держались портки. Когда он успел спустить свои штаны, я так и не поняла.

Полная темнота обостряла ощущения, частое мужское дыхание над ухом сводило с ума ничуть не меньше, чем ласкавшие меня пальцы и движения тел, а хриплый выдох прямо в ухо заставил ноги задрожать, а тело обмякнуть.

Но даже в такой момент я не могла удержать свой длинный язык.

— Кажется, у вас проблемы, Дамир Всеславович! — прошептала я. — Пристрастие к мальчикам — это извращение.

— А вот такой я извращенец, Стёпа, — мурлыкнул Дар, крепко прижимая меня к себе. — Ты права: я мечтал это сделать с тех самых пор, как понял, что ты девочка.

— А когда ты понял?

— Когда к тебе в комнату вломился, а ты там с кошкой. Такие ступни, такие щиколотки — не бывает у парней столь изящных ножек. Я тогда даже подумал, что с ума схожу: вдруг увидел в привычном секретаре девушку с прекрасными глазами и нежными губами. И тогда у меня все на свои места встало: и поведение твое, и смущение, и ревность…

— Какая еще ревность? Не выдумывайте!

— А с букетами что было? Ревность и была!

— Шутка это была! Неудачная, признаю. Но я ж извинился!

— И ты не ревновала? Совсем-совсем? — в голосе Дара обида.

— А что, надо? — усмехнулась я.

— А я ревнивый, — неожиданно заявил мужчина. — Меня всего трясло, когда ты про степняков говорила. Тебе ведь такие нравятся… мелкие, узкоглазые…

— Мне блондины нравятся, — прошептала я, находя во тьме руками его плечи и прижимаясь щекой к груди. — Мне ты нравишься. Очень.

Дар шумно вздохнул и крепко прижал меня к себе.

Из кладовки мы выбирались очень осторожно. Рубашка на мне оказалась порвана, портки пришлось поддерживать. Хорошо еще в коридорах пусто — заседание суда было в самом разгаре. Дар велел мне сидеть тихо, а сам нашел гвардейца и выкупил у него доломан, который накинул мне на плечи, прикрыв безобразие, которое сам же и натворил.

— Ты влияешь на меня просто отвратительно, — ворчал супруг, прижимая меня к себе и целуя в макушку. — Это невыносимо. Я пропустил важный суд. Всё из-за тебя.

Я же только хихикала и прятала лицо у него в рубашке. Он не дал мне даже выйти из пролетки, подхватил на руки, внес в гостиницу — вся прислуга высыпала взглянуть на этот цирк — а в спальне швырнул на кровать и принялся стягивать рубашку.

— Ты что? — удивленно спросила я, садясь и скидывая обувь. — Что ты задумал?

— Раздевайся, — скомандовал Дар.

— Тебе не хватило?

— Стефа, ты вообще о чем-то, кроме секса, думаешь?

Щеки у меня вспыхнули, но врать я не собиралась.

— Когда ты снимаешь рубашку и говоришь "раздевайся"- нет.

Он прищурился, будто довольный кот, присел рядом, приподнял пальцем мой подбородок.

— Тебе это нравится? — вкрадчиво спросил он.

— А это может не нравиться? — приподняла я брови. — Дар… если неприлично так говорить, то я больше не буду. Но мне очень нравится делать это с тобой. Ты прости меня, я ведь думала, что между супругами такие разговоры не зазорны.

— Не зазорны, — подтвердил Дар. — Стефания, надень, пожалуйста, платье. Я хочу с тобой пообедать, раз уж на суд все равно не попал. Нет, ты только не думай, что я расстроился, то есть расстроился, конечно, но не то, чтобы сильно… На самом деле, я рад… твою мать!

Он посмотрел на меня растерянно, явно не зная, как объяснить. Я улыбнулась так нежно, как только умела:

— Я поняла. Надеть платье. И ты на самом деле доволен, как всё обернулось.

— Да-а-а, — протянул Дар, недоверчиво наблюдая, как я достаю из саквояжа летнее платье (желтое в цветочек) и встряхиваю. — Очень доволен. Это именно то слово.