Я не сулю тебе рая

«…На нефтехимическом комбинате одержана важная трудовая победа. Выведен на режим мощный, оснащенный первоклассной техникой объект по производству карбамида. Получена первая партия ценнейшего минерального удобрения. Он идет также для производства пластмасс, душистых веществ, болеутоляющих и снотворных препаратов.

После того как в колонну синтеза карбамида подали углекислоту, все шло нормально. И вдруг ночью здание наполнилось газом.

— Вот какой капризный аммиак, — шутили аппаратчики, — не желает уживаться со своим компонентом, убегает…

Вооружившись противогазами, рабочие и инженерно-технические работники цеха с небывалым напряжением трудились над устранением всевозможных неполадок. Повинуясь воле людей, установка начала выходить на режим. А в цеховой лаборатории мне показали белые кристаллики длиной в несколько миллиметров.

— Это и есть карбамид, — говорят лаборантки. — Анализы показывают, что он сполна отвечает требованиям».

Такое сообщение появилось в газете «Советская Башкирия». Тут все точно, за одним маленьким исключением. Слова «вот какой капризный аммиак, не желает уживаться со своим компонентом, убегает…» произнес не аппаратчик, как утверждает корреспондент, а Доминчес.

В ту минуту я не придал особого значения его словам. Принял за шутку.

Пора было расходиться по рабочим местам, а Доминчес все медлил. Похоже, не хотелось ему уходить от меня.

Я спросил:

— Ключ у тебя свой?

— Конечно.

— Обмедненный?

— Другого нам не полагается.

Потом мы поговорили, что неплохо было бы после вахты выпить по стакану сухого вина. На худой конец — холодного пива.

Кто же знал, что это был последний с ним разговор?

А я по обыкновению начал философствовать: кто такой дежурный слесарь? Со стороны кажется, что он ничего не делает, только за приборами следит да за пломбами. Но работа дежурного слесаря поважнее, чем у иного министра.

Минутой позже я уже сравнивал себя не с министром, а с моряком. «Порою не отличишь, где капитанский мостик и где наша операторская, — глубокомысленно рассуждал я. — Прежде всего внешнее сходство: щит управления, вахтенные журналы, картограммы, всякие рычажки и кнопки. И внутреннего сходства, пожалуй, не меньше: железная дисциплина — раз, братство — два, всякие строгости — три…»

Одним словом, у нас самые настоящие корабельные порядки. Смену принимаешь по секундной стрелке, проверяешь все пломбы, и чуть что — рапорт в журнальчике.

В вахтенном журнале, например, можно встретить такие записи:

«К часу 15 минутам ампераж и вольтаж упали до 0. Отключили полностью потенциал-регулятор. Открыли байпас. При автономном включении потенциал-регулятора заискрило в обмотке. Вызвали электриков. Температура начала понижаться. После осмотра разобрали электросхему. И приступили к ремонту».

На бумаге все просто: обнаружили, вызвали, включили и приступили к ремонту. А мне ребята рассказывали, что при этом можно взлететь в небеса. Вот как это обыкновенное в необыкновенном бывает.

32

И в это мгновение раздался сигнал тревоги.

На отметке «семь» — газ!

Тут уж мешкать нельзя. Немедленно выключили установки, перекрыли всю систему. Но газ, по-видимому, продолжал распространяться.

Мы натянули противогазы.

Ведь вся коммуникация была опробована на воде, устранили десять тысяч неполадок и предотвратили любую утечку. И вот надо же! Только вчера Амантаев говорил:

— После того как в колонну синтеза карбамида подали углекислоту и вышли на режим, все с облегчением вздохнули: теперь можно быть спокойным за технику.

За химию, выходит, никогда нельзя быть спокойным.

Пока я придирчиво проверял каждый узел, ко мне подбежал запыхавшийся Задняя Улица.

— Полный порядок?

— Как будто полный…

— Будь внимателен! — сказал он. — Газ распространяется по всем корпусам.