Я никогда не была спокойна

В украинскую «мясорубку» ЧК вербует одного лжебразильского посла, некоего графа Пирро, он как магнит притягивает всех желающих вырваться из этого ада. Получить выездную визу не так-то просто, нужно заплатить немалую сумму. Анжелика старается помочь уехать многим людям. Она протягивает руку помощи любому, но особое внимание уделяет итальянцам. Однако визы подписывает не она, а председатель Народных комиссаров, ее друг Раковский, с которым она общается на французском языке. Однажды она просит его подписать разрешение для группы «итальянских пролетариев». «Pour vous, – замечает Раковский, – tous les italiens sont proletaires»[455]. В другой раз упрашивает его разрешить оказать материальную помощь другим итальянцам. «Mais, Angelica, vous ruinez la Russie avec vos secours aux Italiens»[456].

Но чего Анжелика не знает, так это того, что ее друг прикрывает все грязные операции чекиста Лациса, и прежде всего дела Пирро. Этот лжепосол Бразилии на Украине, утверждая, что он ярый противник большевиков, выдает бразильские паспорта направо и налево. В его кабинеты стекаются тысячи людей, страстно желающих уехать. Но это ловушка: списки фамилий передаются в политическую полицию, которая начинает облавы. Многих отправляют в концлагеря, других расстреливают. Анжелика, ничего не понимая, просит у Лациса объяснений: почему Пирро не арестован? Она не получает убедительного ответа: «Мы о нем позаботимся…» Вернувшись в Москву, Балабанова напрямую обращается к Дзержинскому, и тот сообщает ей, что Пирро на самом деле – агент секретных служб: его используют, чтобы выяснить, кто хочет бежать или готов перейти на сторону врага. Сильно возмутившись такой жестокостью, испытывая отвращение к подобным методам, она вновь обращается к Ленину. Она старается сохранять спокойствие перед Владимиром Ильичом. Он смотрит на нее с состраданием.

– Товарищ Анжелика, – сказал он, – неужели вас жизнь ничему не научила?

В его тоне не было и намека на превосходство или упрек. Он говорил как отец с ребенком, у которого недостает некоторых качеств, чтобы добиться успеха, нет понимания того, что жизнь навязывает компромиссы и необходимость приспосабливаться – в данном случае это условия и методы, унаследованные от прежней власти. Он был осмотрительным и не пытался убедить меня, что я ошибаюсь, и после беседы с ним я ушла в состоянии глубокой подавленности. Для меня были неприемлемы эти методы не только потому, что я считала их недостойными социалистической власти, но и потому, что я знала: они со временем развратят тех, кто их использует[457].

И еще:

Это было для меня откровением, я и по сей день причисляю его к самым страшным в моей жизни. Класс, призванный возвысить и преобразовать общество, прибегал к тем же отвратительным средствам, которые использовал режим, с которым он боролся. Казалось, какой-то заклятый враг ослепил Ленина именно в том, что требовало от него величайшей проницательности. В самом деле, он не видел или не хотел видеть, что, прибегая к незаконным средствам, он тем самым сокращает число творцов, способных принести человечеству обновление, которое требует прежде всего чистоты намерений и абсолютной честности[458].