Я никогда не была спокойна

Это «глупейшая рецензия, сочиненная в лавочке Avanti!», – писал Карло Росселли Сарагату[243]. Тот ответил 3 сентября 1929 года, написав, что нужно срочно отобрать Avanti! и печати ИСП «у тех полудурков, которые ими владеют»: так можно добиться единства социалистов-реформистов и прийти к «социалистической демократии подобно той, что есть у английских, немецких и австрийских рабочих»[244].

Анжелика не разделяет ни одну точку зрения, она замкнулась в коконе идеологической чистоты. На собрании антифашистской Концентрации, о котором сообщили лазутчики полпола, она обрушивается с критикой на Турати и Модильяни. Она обвиняет их в том, что они ведут себя так, «будто сотрудничали в истории Италии до страницы 230: после этого был фашизм и эмиграция. Теперь они ждут неизбежного фатального краха фашизма, чтобы потом вернуться в Италию и продолжить свою работу со стр. 231»[245]. А между тем необходимо действовать активно («фашизм нельзя победить демократическими средствами») и готовиться к диктатуре пролетариата («только одна диктатура может победить другую диктатуру»)[246]. Но будут ли в новой Италии разрешены лиги за права человека, подобно той, что действует во Франции? «Речь не идет о правах человека; прежде всего, это вопрос о свободе итальянских рабочих. Если лига будет соответствовать интересам этой свободы, ей суждено быть, в противном случае она будет запрещена»[247]. «Большевистский урок» ничему не научил Анжелику.

Конфронтация с Ненни по поводу слияния ИСП и СПИТ достигает переломного момента в 1930 году. Информаторы полпола сообщают, что в марте Анжелика отправилась в Гренобль, чтобы объяснить, что живущие незаконно во Франции не имели мандата от своих товарищей, живущих в Италии. Максималисты, сторонники Балабановой, покидают антифашистскую Концентрацию и провозглашают, что их партия – истинная и подлинная социалистическая партия. В апреле 1930 года сторонники Ненни решают идти своим путем. На съезде в Париже 19 и 20 июля создается новая социалистическая партия, Уго Коччиа избирается секретарем. В партию, наряду с Ненни, входит также Джузеппе Сарагат. Сарагат со своей «интеллектуальной живостью» становится главным героем этого съезда, теоретиком «демократической революции» в Италии, «эволюционного социализма», автором окончательно утвержденной резолюции[248].

И в который уже раз разгорается абсурдная война между двумя социалистическими партиями, каждая из которых претендует на роль истинного продолжателя итальянского опыта с благословения товарищей, оставшихся на родине. Точно так же распадается на две половины редакция Avanti! и противоборствующие стороны встречаются в суде. Реформисты, возглавляемые амбициозным, но дальновидным Ненни, превратили цюрихскую газету «Будущее рабочего» в орган новой партии, самовольно присвоив ей название Avanti!. Балабанова пришла в ярость (по ее словам, это была «маскировочная» операция); она обращается в судебные органы с требованием признать за ней исключительное право на название. Максималисты одерживают верх, но проигравшие подают апелляцию и выигрывают суд второй инстанции. Следуют новые формальности, и в конце концов Ненни удается заполучить название, но без восклицательного знака (Avanti). Когда в 1934 году газета переезжает из Цюриха в Париж, она меняет название на Nuovo Avanti.

Раскол не приводит ни к чему хорошему. Менее четверти членов ИСП последуют за Сарагатом и Ненни, которого избрали секретарем объединенной партии. За ним следуют те, кого Анжелика презрительно называет «реформистские отбросы». В течение 1930 года количество членов ИСП Балабановой увеличивается; одновременно продажи Avanti! вырастают настолько, что решено выпускать газету в большом формате. Социалистическая газета приобретает все более идеологически-сентиментальную направленность, «статьи в основном… наполнены догматами веры». «Исторические переосмысления, – пишет Арфе́, – носят скорее агиографический характер: это рассказы об “образцовых жизнях” революционеров всех времен и стран». Наименее банальной из них является статья Балабановой: она ностальгически вспоминает великих революционеров, с которыми ее свела судьба во времена ее скитаний. Статьи Балабановой «насыщены религиозной символикой». Она говорит о «“тайне”, которая объясняет стойкость преследуемых “друзей Италии”, – это “вера и преданность идеям”; обязательства, взятые ими, “священны”, а битва, которая ведется во имя их идеалов – “святая”. Тезисы, которые партия выработала на своих последних итальянских съездах, являются “концепциями”, “чистота” которых должна быть сохранена любой ценой, и эмигрантское представительство чувствует себя “посвященным” в эту задачу торжественной “клятвой”»[249].