Я никогда не была спокойна

Успех максималистского Avanti! и приток новых членов стали для ИСП очевидным достижением. В последний раз. Начиная с 1931 года партию начали ослаблять коммунисты и реформисты. С первыми Анжелика потерпела неудачу, «пытаясь примирить и сохранить единым миф о русской революции и о независимости, самостоятельности и критичности по отношению к ней»[250]. Реформисты привлекают молодых, которые ничего не знают о довоенном этапе, они увлечены новаторскими теориями и политическими рассуждениями Сарагата, Сальвемини и Росселли. А максималистская группа состоит в основном из старых борцов и рабочих. Силы ее постепенно истощаются.

Фашистские службы шпионажа подсчитали, что в 1930 году у Анжелики в Париже было двести сторонников, в 1935 году – не более пятидесяти. Все те же шпионы дуче поспособствовали этому ослаблению, они ратовали за самую непримиримую позицию, усиливали противоречия между группами и в итоге поспособствовали концу максималистской группы. Один из антифашистов, перешедших на службу Муссолини, сицилиец Кармело Пульонизи, писал: «небольшая группа стойких борцов» сражается подобно «новобранцам против специальных и штурмовых подразделений». Ведется упорная и непримиримая борьба, но «чтобы одолеть старого ловкого лиса Ненни, нужен кто-то посильнее». А Балабанова «выглядит не самым лучшим образом»:

В то время она уже не была революционным оратором, о котором так много говорили в начале XX века. Это была коренастая, неопрятная дама, говорившая на плохом итальянском языке и называвшая всех «товарищами». О ней много злословили. Ее увлечение поэзией Леопарди вызывало едкие замечания. Остальное я опускаю из соображений приличия. Однако среди своих она пользовалась уважением, возможно, потому что там были люди без прошлого. Все относились к ней с должным уважением, подобающим ее возрасту. Я сомневаюсь, однако, что хоть кто-нибудь имел радужные иллюзии относительно ее способностей»[251].

Пока Анжелика вела изнурительную борьбу с Ненни, она пыталась опубликовать свои «Воспоминания», написанные в 1920 году на итальянском языке, и заработать немного денег. Она обратилась к единственным итальянцам, живущим во Франции, у которых были деньги, – к коммерсантам, связанным с политической полицией.

Среди них был инженер-«антифашист» Альфредо Квальино, который донес, что русская революционерка попросила его подыскать английского или американского журналиста из крупной ежедневной газеты, которому она могла бы дать большое интервью, «чтобы рассказать нелицеприятные вещи о Пьере»[252], то есть о Муссолини.

«Она сказала мне, что она самый подходящий человек для того, чтобы дать такое интервью, но она не хочет, чтобы стало известно, где она скрывается, а тем более она не доверит свое выступление французским газетам или журналам»[253]. Анжелика рассчитывала хорошо заработать на этом интервью и на эти деньги наконец опубликовать свои воспоминания.

Она снова стала уговаривать меня стать ее редактором, объясняя, что это будет действительно достойный труд в деле антифашистской пропаганды, и что в виде исключения она также готова продать мне итальянскую рукопись при условии, что я опубликую ее в определенный срок. Я ответил, что у меня нет больших денег, и предложил ей назвать цену, за которую она готова продать мне эти мемуары… которые, естественно, никогда не увидят свет. Дело для нас достаточно интересное и не имеет слабых сторон, так как у меня нашлись бы оправдания, что я ничего не публикую, не исключая того, что рукопись могут у меня украсть[254].