Я никогда не была спокойна

Эти новости из первых рук из Франции радуют Муссолини, ведь он выигрывает борьбу с теми, кто исключил его из партии и прогнал прочь. Бини, который выдает себя за убежденного сторонника максималистской линии, утверждает, что единый антифашистский фронт «закончился полным провалом». И:

…если Б. покинет наше движение и уедет в Америку, наша максималистская партия полностью развалится, потому что именно благодаря ей она держится на плаву. До появления единого фронта и последовавшей ожесточенной полемики было легко предсказать, что многие из нас перейдут в коммунизм. Сегодня я в это не верю, потому что коммунисты ведут себя ужасно. Возможно, мы будем двигаться в сторону республиканской партии, воссозданной на новой основе, с антибуржуазной и антикапиталистической программой. Пока же мы в открытом море!!![271]

Вот такие «товарищи» окружают Анжелику. И в этот горький момент в одного из них Анжелика влюбляется: она нуждается в нежности, в уважительном отношении, в культурной, изысканной, чуткой компании. Избранника зовут Витторио Террачини, он секретарь Дино Рондани, бывшего депутата-социалиста и одного из антифашистских лидеров в Ницце. Ему тридцать пять лет. Ей пятьдесят семь (ей могло быть и шестьдесят четыре, если она родилась в 1870 году). Весной 1934 года многие сообщения посвящены этим отношениям: они приходят из Ниццы, и дуче их внимательно читает. В одном говорится о «глубокой, бесконечной ненависти», которую она питает к Муссолини.

Это чувство выходит за рамки всяких возможных проявлений ненависти, которые неизменно наблюдаются в среде политэмигрантов. В Балабановой оно гораздо более сильное, грубое, осознанное. Это почти физическая потребность причинить ему вред. Она не говорит об этом открыто, но это чувствуется в каждой ее мысли, жесте, в каждом поступке, гневном взгляде. Эта женщина пропитана не только пролетарским идеалом, руководит ею не просто противоположная политическая идея, а что-то большее и страшное. Может быть, мотивы и истоки ее звериной злобы лежат в этой бездне не удовлетворенной когда-то любви? В таком случае ее следует остерегаться: она все еще может представлять некоторую опасность. Она надеется, что сможет остаться в Гольф-Жюане до начала апреля, но не уверена; потом вернется в Париж, где хотела бы иметь при себе Террачини, чтобы… воспитывать его. Это ее навязчивая идея. Вчера она подарила ему свое последнее стихотворение на пяти языках: «Посвящение убитым в Австрии»[272].

Анжелика хочет, чтобы Витторио был всегда рядом, но она не знает, что он гомосексуал. И с максималистами ИСП в Париже его познакомил другой гомосексуал, Луиджи Кампанер Торцо. Террачини льстит, что он попал в милость «примадонны революции». Он проводит с ней много недель на Лазурном берегу, а где-то недалеко всегда находится какой-нибудь информатор, который строчит доклады в Рим. «Вчера вечером она пригласила Террачини к себе на обед, между ними самые нежные отношения. Жаль, что это не представляет никакого интереса. И все же имейте в виду, что она по-прежнему планирует предпринять какие-то действия в Италии».