Я никогда не была спокойна

Мы до сих пор не знаем, где похоронены
Ваши изуродованные тела…
Ни флагом, ни цветком
Не отмечено место вашего последнего упокоения.
Но когда однажды дети свободных людей
Спросят,
Где лежат бренные останки
Бессмертных героев.
Которые не хотели жить как рабы
В бездействии,
Из ваших могил, безмолвных и всеми забытых,
Раздастся голос:
«О смертные сыны неблагодарной земли!
Все, что у вас есть, даже жизнь
Может быть отнято у вас,
Но не любовь к Свободе, если она высечена в ваших сердцах.
Свободу мы любили,
Она осветила
Тьму страданий, в которых мы родились,
Ради нее мы взошли
На Голгофу жизни и виселицу смерти.
О братья, будьте сильными,
Не мешкайте в тиши кладбищенской.
Триумф тирана – не истинный триумф.
Сестры, жены, любимые матери.
Идите,
Идите,
Идите,
Боритесь!
И прежде, чем время осушит
Слезы и кровь, что мы пролили
За свободу,
Священная борьба возобновится,
Вчерашние побежденные восторжествуют завтра[283]

.

А вот комментарий агента политической полиции: «Это похоже на некролог. Террачини сильно впечатлился, как пишет в своей книге Джаннини[284], и даже побежал покупать амулеты против сглаза». Он пишет, что своей привязанностью к Террачини Балабанова выставляет себя на посмешище, а в это время злые языки Рондани[285], Готти и Джорджи распространяют новости по Барселоне, уснащая их выдумками. Балабанова и Террачини уезжают «счастливой парой». Очень забавно воссоздание событий, написанное шпионом.

Самое главное, Балабанову укачивает, она просит двухместную каюту, чтобы во время путешествия Террачини ей… читал стихи Кардуччи, которые, по ее словам, служат ей лекарством. У нее хватило смелости сказать это в присутствии Рондани и Готти. Легко представить, что после этого произошло. Готти в два часа ночи все еще бегал по городу и искал людей, которым можно было бы все рассказать[286].

Итак, стервятник отправляется с ней на остров. За все платит он: за билет на корабль, за отель, он расплачивается в ресторанах. Он с удовольствием рассказывает, что в путешествии в Пальма-де-Майорку «фарс чередовался с драмой».