Никто так и не пришел. По лицу Деборы текли слезы, но смахнуть их не было возможности. В темноте, озаряемой пламенем боли, падал Антеррабей, восклицая:
Никого. Дебора поняла, что хрупкое доверие опять сделало ее уязвимой для холодного ветра и холодного скальпеля. От жгучей боли, которая вонзалась ей в ноги, она застонала.
— Боже, какие изощренные пытки!
— Ты про ремни, что ли? — спросила Сильвия.
— Нет, про надежду!
И тут к ней стало подбираться отражение заключительного обмана — Долгожданной Близкой Смерти.
—
Вошедшие наконец санитары обрадовались, увидев, что Дебора затихла.
— Молодец, успокоилась.
Идти она не могла, но санитары ночной смены никуда не торопились: Деборе разрешили посидеть, чтобы сошли отеки, голени приобрели естественный цвет, а ступни не подворачивались при каждом шаге.
Прежде чем оставить Сильвию одну в беспощадном электрическом свете, еще не распеленатую, Дебора обернулась, решив поблагодарить подругу по несчастью за сочувствие. Санитары насторожились, когда Дебора направилась к чужой койке.
— Сильвия…
Но Сильвия уже мало чем отличалась от предмета мебели: она вновь превратилась не то в куклу, не то в статую, узнаваемую лишь по внешней оболочке; живое существо выдавал только пульс, хотя и тот угадывался не сразу.
Смириться с неотвратимым роком оказалось проще, чем терпеть маленькое «быть может». Дебора так давно готовилась встретить заключительный обман, что увидела в нем едва ли не облегчение. Когда настало время идти в докторский флигель, на горизонте Ира столпились Избранные, и боги, и все прочие.
— Иду с тяжелым сердцем, — сказала им Дебора, — как никогда. Я не собираюсь храбриться угодничать. Довольно с меня уловок. Довольно уступок. Я отказываюсь играть в эту Игру и пойду на смерть, изображая неведенье.
При виде знакомой приветственной улыбки Фуриайи Дебору на миг захлестнул поток сомнений. Быть может, она не знает, подумала Дебора. Но то была наивная, глупая мысль. Последнее превращение — это смерть или кое-что похуже; так говорилось и давным-давно, и вчера вечером; ее первая просьба о помощи — насмешка, не более того — прозвучала на земном языке и была исполнена с легкостью, с большой легкостью. На ледяной койке она, доверчивая душа, отступилась от своей исключительности. А этим здесь умело пользовались. И зубы, и ноги до сих пор ломило от их шутки. На фоне сполохов боли маячила все та же черная тень — известное наперед Приближение. Чья рука смогла бы приблизить конец столь же твердо и бесповоротно, как огненная длань этой женщины, которая теперь сидела перед ней?
— Ну что? — спросила Дебора.
— Ну что? — ответила Фуриайя.
Дебору захлестнул гнев.
— Понятно, что мы здесь вынуждены играть по определенным правилам и что есть игра, где жертва должна только подчиняться. Но эта игра мне известна, как известен и ее финал. К чему обрекать меня не просто на смерть, но еще и на слабоумие? Ладно! Пусть у меня дурная голова. Но обман и последнее превращение уже рядом, так что делайте бросок — не стоит больше тянуть!
— Что мы имеем? — Фуриайя, старательно храня невозмутимость, слегка покачала головой. — Ты рассказываешь мне про японского солдата, про то, как стала исключительной, особенной. Я всеми возможными способами подтверждаю, что ты, извлекая на свет столь сокровенные тайны, ни на минуту не рискуешь потерять мое доверие. А на другой день ты приходишь сюда и заявляешь, что наше с тобой общее дело — это великий обман и предательство.
— Они прознали, что я готова, — сказала Дебора. — Когда я нашла в себе силы позвать на помощь, они разглядели мое доверие и спрятали за пазухой камень, чтобы разбить цветочный горшок.
— Почему-то у тебя в уме смешались больница из прошлого и больница нынешняя. Я ни за что не предам твоего доверия.
— Неужели в вас нет ни капли жалости? — вскричала Дебора. — Все так боятся закапать кровью пол в гостиной. Только и слышу: «Не могу видеть страдание»; а потом: «Ступай-ка ты умирать в другое место!» Начало уже положено, а вы опять твердите про какое-то доверие: вроде как все «мило-мило»!
— Сейчас, глядя на тебя, когда ты далеко не в лучшей форме, я вряд ли скажу «мило-мило». Что случилось между нашей вчерашней беседой и сегодняшней? Если ты говоришь, что уже положено начало Последнему Предательству, то сделай одолжение, растолкуй мне… растолкуй нам обеим, откуда это видно.
Медленно, но верно доктор Фрид вызывала Дебору на откровенность. Столь же медленно, шаг за шагом, Дебора признавалась, почему сама просила о холодном обертывании.
— Над этим даже можно посмеяться, — с горечью выговорила она. — Примерно так ведут себя здравомыслящие люди при виде гремучника. Начинают звать на помощь, убегают, запирают двери, забиваются под кровать, а позже, когда змея уже поймана, грохаются в обморок. Я уже приготовилась к неминуемому нападению, но забыла, что стою на их земле, которую им ничего не стоит выбить у меня из-под ног.