Я никогда не обещала тебе сад из роз

— Иди к черту, — ответила Дебора, но без твердости в голосе.

Впоследствии Супруга Отрекшегося обвинила ее в шпионаже и сговоре с министром внутренних дел, который, как уже знала Дебора, входил в число главных Врагов.

Разживаться спичками и окурками стало трудно, но не совсем невозможно. Современный Человек небрежно обращался с тлеющими цилиндриками, которыми дышал, а рядом караулил жадный до огонька первобытный собрат, чей серый, плоский мир, как по волшебству, сосредоточился на сигарете и высветил ее цвет, запах и — в трех измерениях — форму.

Но встречный огонь, направляемый против вулкана, не мог изменить его поверхности — его гранитного одеяния, как выражался Антеррабей. И боги, и Избранные, и Цензор были вольны без всяких объяснений назначать Возмездие. Даже от логики Ира, похоже, не оставалось камня на камне, когда законы поворачивались вспять. Дебора постепенно убеждалась, что вулкан вскипит лавой и взорвется. Последний Обман еще не свершился — она это помнила.

Дни давно уже приняли земной вид, который был лишь оборотом речи. В какой-то из этих дней Дебора проснулась и обнаружила, что закована в «ледяной мешок», как нередко случалось и прежде. В замочной скважине повернулся ключ, и вошла сестра. У нее за спиной, совершенно неузнаваемая, потому что ни на йоту не изменившаяся, стояла Фуриайя.

— Все понятно, — сказала она и вошла.

Сестра принесла ей стул, и Деборе захотелось спрятаться от докторского лица и от читавшегося на нем крайнего неодобрения.

Оглядевшись и сев у койки, Фуриайя с каким-то трепетом покивала:

— О господи!

— Вы вернулись, — выдавила Дебора. Ее ненависть к себе, ужас, стыд, жалость, тщеславие и отчаяние ни тенью не отразились на каменной маске. — Хорошо отдохнули?

— Господи! — повторила Фуриайя. — Что стряслось? Перед отъездом я оставила тебя в очень хорошей форме, а теперь ты снова здесь… — Она еще раз огляделась.

Видя Фуриайю живой, Дебора даже устрашилась своей радости. Она сказала:

— Вы же не впервые наблюдаете такую… жуть. Что вас так поражает?

— Не впервые, это верно. Просто мне очень прискорбно видеть в таком состоянии, да еще в муках, не кого-нибудь, а именно тебя.

Дебора зажмурилась. Сгорая от позора, она хотела провалиться в Жерло, где темно и пусто, но Фуриайя вернулась, и от нее было не спрятаться. Рассудок застопорился.

— Я думала, вы не вернетесь.

— Вернулась день в день, как обещала, — ответила Фуриайя.

— Разве?

— Конечно, и сдается мне, ты намеренно ввергла себя в такое неприглядное состояние, чтобы дать мне понять, насколько тебя разозлил мой отъезд.

— Неправда… — начала Дебора. — С Ройсоном я тоже старалась… честное слово, но вы же умерли… то есть я так подумала… а ему только и нужно было — доказать, что он всегда прав и вообще самый умный. Я забыла, что вы должны вернуться…

Ее опять затрясло, невзирая на полное изнеможение.

— Я вся закупорена и закрыта… как до поступления сюда… только вулкан разгорается все сильней и сильней, а поверхность даже не знает, жива она или нет!

Врач придвинулась ближе.

— Сейчас как раз тот случай, — размеренно произнесла она, — когда самое важное — то, что ты говоришь.

Дебора вдавила затылок в койку:

— Я в них даже разобраться не могу… в словах.

— Тогда будем разбираться вместе.

— А у вас достаточно сил?

— У нас обеих достаточно сил.

Дебора набрала побольше воздуха.

— Я отравляю все вокруг, и это мне ненавистно. Скоро я сгину от стыда и вырождения, и это мне ненавистно. Я ненавижу и себя, и обманщиков. Ненавижу свою жизнь и свою смерть. На мою правду мир отвечает только ложью. Лучше бы я услышала: «Опомнись, хватит придуриваться» — это мне твердили не один год, когда на поверхности я всем доставляла одно расстройство, а в дальних пределах Ира, и себя, и внутри себя, и внутри вражеского солдата обманывала близких. Будь я проклята! Будь я проклята!

За выкриком последовал не то скрип, не то дребезжащий вдох — это Дебора пыталась заплакать, но звук этот оказался столь нелепым и отталкивающим, что она вскоре умолкла.

— После моего ухода, — сказала Фуриайя, — ты, видимо, сможешь научиться плакать. А пока вот что я тебе скажу: измерь свою ненависть и свой стыд. Разница будет определять твою способность любить, радоваться и сочувствовать. Итак, увидимся завтра.

Она вышла.

Вечером к Деборе подошла мисс Корал с какой-то книгой в руках.

— Посмотри, — застенчиво сказала она, — это принес мой лечащий врач. Сборник пьес. Быть может, тебе захочется почитать вместе со мной.

Дебора поискала глазами Элен — та сидела, привалившись к стене. Поступи такое предложение от Элен, книга была бы отправлена Деборе пинком, да еще, скорее всего, с издевкой. Сыщутся ли, даже в земном мире, двое людей, говорящих на одном языке?

Отвечая, Дебора поймала себя на том, что подражает не только продуманным оборотам речи мисс Корал, но и ее застенчивости.

— Выбор за тобой — какую пьесу ты предпочитаешь? — спросила мисс Корал.