Я никогда не обещала тебе сад из роз

Они начали читать «Как важно быть серьезным»: Дебора озвучивала почти все мужские роли, а мисс Корал — большей частью женские. Вскоре к чтению присоединились Ли, Элен и Мэри, пациентка доктора Фьорентини. Все актрисы пародировали сами себя: получалось очень смешно. Мэри с хохотом и ужимками изображала Эрнеста высокородным психом, а от мисс Корал в роли Гвендолен так и веяло магнолиями и паутиной.

Изящная салонная комедия Оскара Уайльда исполнялась в декорациях адского полотна Иеронима Босха. По завершении первой пьесы они тут же взялись за следующую, краем глаза наблюдая, как смеются — над ними и заодно с ними — санитары, а сами думали, что, невзирая на общий переполох, вечер удался и каким-то чудом не вписался в их проклятье.

Эстер Блау, выслушав доктора Фрид, проглотила язык. Через некоторое время она сумела прочистить горло.

— Я правильно вас поняла?

— Думаю, да, но прежде всего…

— Почему! Почему?

— Это мы как раз и пытаемся выяснить — почему.

— Хорошо бы это выяснить до того, как она себя сожжет!

Эстер прочла выписку — обтекаемую, составленную в самых общих выражениях, но отчего-то насторожилась и вновь, мучаясь опасениями, приехала к дочери. Как и в прошлый раз, ее предупреждали, что это нецелесообразно; она потребовала встречи с доктором Халле и у него в кабинете выслушала факты, которые невозможно было замаскировать или смягчить никакими словами. Теперь она, злая, испуганная, в полном отчаянии, сидела перед доктором Фрид.

— А что мне сказать ее отцу… под каким благовидным предлогом оставить девочку в клинике, где ей становится только хуже?!

Сквозь страх до нее доносились долгие, медленные слова доктора:

— По моему мнению, мы преувеличиваем эту историю с ожогами. В конце концов, это симптом заболевания, которое ни для кого из нас не является новостью и пока еще поддается лечению.

— Но это же… чудовищно.

— Вы имеете в виду телесный ущерб?

— Телесного ущерба я не видела… я имею в виду… саму эту затею. Как можно такое над собой совершить! Это же полное… — Эстер охнула и зажала рот ладонью; по щекам покатились слезы.

— Нет-нет, — возразила доктор Фрид, — вас пугает само слово. Старое, злое слово «безумие», которое в прошлом означало «безнадежно и навсегда» — именно это вас и мучит.

— Я никогда не говорила так о Дебби!

Фасад треснул, и то, что открылось за ним, не так уж плохо, подумала доктор Фрид, но еще не знала, как намекнуть на это посетительнице. Впрочем, это вряд ли послужило бы ей утешением. Опять зазвонил телефон; доктор Фрид ответила вполне дружелюбно, а когда обернулась, Эстер уже взяла себя в руки.

— Значит, вы считаете, что у нее все-таки есть шанс стать… нормальной?

— Я считаю, что у нее безусловно есть шанс стать психически здоровой и сильной. Хочу вам кое-что сказать, миссис Блау, но это не предназначено для ушей вашей дочери, а потому убедительно попрошу вас никогда ей этого не передавать. Меня постоянно засыпают просьбами взяться за лечение того или иного пациента. К тому же я руковожу стажировкой специалистов, которых присылает к нам факультет психиатрии; во время сессии далеко не все получают у меня аттестацию. С моей стороны было бы непозволительной роскошью тратить время на безнадежную больную. Я намерена заниматься ею ровно столько времени, сколько, с моей точки зрения, потребуется для ее пользы, и ни минутой дольше. Расскажите это своим домашним. И впредь ничего не скрывайте — такую правду вполне можно выдержать.

Доктор проводила мать своей больной до порога, надеясь, что смогла ее поддержать. В какой-нибудь другой области медицины, возможно, и практикуются легко слетающие с языка утешительные речи (плацебо распространено куда шире, чем готовы признать сами врачи), но против этого восставал весь груз ее жизни и профессиональной выучки. А кроме того, опыт показывал, что Эстер Блау только напугают слова, даже отдаленно напоминающие утешение; коль скоро ей придал сил нынешний разговор, она, в свою очередь, придаст сил и всему семейству.

Эстер переросла свое подчинение отцу — доктор Фрид это понимала. Сейчас перед ней была сильная, волевая, даже властная личность. Та мощь, которая пыталась одолеть всех врагов старшей дочери, что было только во вред Деборе, могла сейчас оказаться спасительной. Уверовав в действенность психотерапии, она выдержит натиск всей родни, лишь бы не прерывать курс лечения. Недуг Деборы не просто перетряхнул семейный фотоальбом. Кое-кто из близких невольно задался вопросом «почему?» и в силу этого сам немного вырос над собой. Если так, то это станет источником надежды, о котором нечасто прочтешь в статьях по психиатрии, — возможно, потому, что лежит он за рамками «научного» и не поддается планированию. За дверью науки, как некогда сказал доктору Фрид ее отец, поджидает ангел.