Я посмотрел на женщин непринуждённым взглядом, и ненавязчиво произнёс:
— Если вы обе не имеете ничего против того, чтобы я приютил у себя это несчастное животное, то можете быть совершенно спокойны за его дальнейшую судьбу.
— Против? Да мы с Танечкой будем только рады! — взмахнув руками, воскликнула Безымянная. — У меня аллергия на кошек, а у Танечки давняя мечта: скопить достаточное количество денег и приобрести Мальтийскую болонку.
— Надеюсь, эта мечта когда-нибудь обязательно сбудется! — ответил я, и как можно тише добавил: — Теперь, извините, но вынужден покинуть ваше милое общество. Как ни жаль расставаться, но мне пора уходить…
В очередной раз прощаясь с Лихачёвой, я настойчиво предупредил:
— Представителю следственного отдела, который сюда придёт, говорите только правду! Можете мне поверить на слово: вашу дочь ни в чём не обвинят. Впрочем, как и вас вместе с Инной Алексеевной…
Татьяна приблизилась ко мне с широко раскрытыми глазами. Её дыхание было учащённым. Внезапно она встала на цыпочки и поцеловала меня в щёку. Поцеловала скромно и с такой застенчивостью, как может поцеловать на первом свидании юная школьница понравившегося ей одноклассника.
Я с любопытством ожидал дальнейших действий.
— Простите, — сказала она почти полушёпотом. — Вышло как-то само собой…
Лихачёва вмиг побагровела.
— А мне было очень приятно, — произнёс я с лёгкой улыбкой на лице, преднамеренно освобождая Татьяну от дальнейших извинений. — Ничего недозволенного, и тем более постыдного, не произошло.
— Вы так считаете? — робко поинтересовалась она.
— Считаю? Да я в этом абсолютно уверен!
— А мне почему-то совестно…
— Ну и напрасно, — отпарировал я. — Вы, точно так же как и Инна Алексеевна, проявили по отношению ко мне элементарный знак уважения и благодарности. По сути дела, это обычное явление, происходящее между мужчиной и женщиной.
Я мысленно подметил, что это был второй поцелуй, полученный мною в виде женской благодарности. Непроизвольно вспомнив предвзятое высказывание старушки — божьего одуванчика о том, что её соседки падкие на мужчин, как две одинокие озабоченные сучки, я сразу постарался отогнать от себя непристойные мысли.
Я уже начал выходить из комнаты, когда Лихачёва смущённо поинтересовалась:
— По-моему, Павел Николаевич, вы о чём-то недоговариваете?
— Это вам только кажется, — скептически ответил я.
— Если никто из нас не виновен в гибели Ивана Никаноровича, тогда по какой же причине…
Пока она подбирала правильные слова, я многозначительно повёл бровями и неопределённо произнёс:
— Что было дозволено, я уже сказал. Теперь, пожалуйста, со всеми вопросами обращайтесь к следователю, который будет вести это запутанное дело…
— Павел Николаевич, мне неловко вас просить, но не могли бы вы задержаться ещё на некоторое время? — смущаясь, спросила Лихачёва. — Я должна поставить нашей старушке капельницу, а потом мне необходимо войти в комнату Ивана Никанорыча. Одной как-то жутковато…
Услышав эти слова, я чуть не подпрыгнул от восторга.
— Если так необходимо, то, конечно, могу задержаться, — любезно ответил я.
— Танечка, ты чего удумала? — настороженно полюбопытствовала Безымянная.
— Хочу в его комнате взять хорошую одежду.
— Зачем? — ещё больше удивилась Инна Алексеевна.
— Необходимо постирать. Пусть он был извергом, но, какой ни есть, а человек. Вот и похоронить его нужно по-человечески, — бесхитростно ответила Лихачёва.
— Это было бы замечательно! — поспешно поддержал я. — Тогда тем более окажу вам посильную помощь в таком благородном деле.
Я перестал гладить Пирата и опустил на пол.
— На меня можете не рассчитывать! — нахмурившись, заявила Безымянная. — Ни за что туда больше не пойду, да и вам обоим там делать нечего. Лучше бы вы туда не ходили…
— Татьяна Зиновьевна по-своему права, — по-прежнему преследуя собственные интересы, сказал я. — Пусть мой котик пока побегает в прихожей. Вы, Татьяна Зиновьевна, ставьте бабульке капельницу, а Инна Алексеевна пусть пройдёт вместе со мной. Надеюсь, она сможет подобрать необходимые вещи…
— Снова пойти в комнату, где лежит покойник? — уточнила Безымянная. — Да ещё рыться в его грязном потном белье…
Я утвердительно кивнул головой.
— Нет, извините… — фыркнула она. — Я лучше подожду вас в своей комнатушке…
— Ну, что ж, тогда вынужден пойти один. Заодно поищу кошачью плошку, — переведя огорчённый взгляд на Лихачёву, с видимым сожалением произнёс я и добавил: — А вы, Татьяна Зиновьевна, постарайтесь особо не задерживаться…
Глава 20
— Не знаю, как ты могла считать погибшего соседа богатым человеком? — сказал я, когда Лихачёва осторожно вошла в комнату Ивана Никаноровича. — Я сразу заподозрил, что он горький пропойца, и всю сознательную жизнь провёл в нищете. Я не вижу здесь ничего, что бы могло указать на его хорошее благосостояние.
— Можешь мне не верить, но у него много валюты, — заявила Татьяна Зиновьевна. — Точно не знаю, но, по-моему, он не брезговал заниматься распространением наркотиков, а ведь это сумасшедший доход.