Я обещаю тебе свободу

Я схватила губку и мигом все стерла.

В кухне витали аппетитные запахи жареной птицы, карри, карамелизованного лука и винного соуса.

– Родриго, можешь называть блюда как захочешь.

Сначала он удивился моей внезапной перемене, но почти сразу его лицо засияло от радости.

Мойщик посуды уже готовил простенькие кексы к чаю.

Я вспомнила вчерашний день, и мне стало не по себе. Да, мы хорошо заработали, но какой смысл в том, чтобы наживаться на обмане и пичкать людей низкопробной едой?

Миксер, которым помощник Родриго взбивал муку с яйцами, жалобно стонал, устав от долгой работы и готовый в любой момент пасть смертью храбрых в липком сладком месиве.

Кексы… Есть ли что-нибудь примитивнее?

Такое меню можно предлагать только на заправочной станции где-нибудь в глуши.

– А что, если… что, если сделать наоборот? – обратилась я к Родриго.

– Ты о чем сейчас?

– Вместо того чтобы привлекать клиентов низкими ценами и подавать всякую гадость, давай предложим что-нибудь изысканное и по-настоящему качественное?..

– Ну, мне такая идея нравится гораздо больше, но это будет дорого, придет мало народу…

– Лучше иметь несколько постоянных посетителей с тонким вкусом, чем толпы туристов, сжирающих все на своем пути.

– Это тебе решать…

– Тогда так и поступим! Имей в виду, я рассчитываю на тебя. Сделай нам такие пирожные, которым позавидует мишленовский ресторан!

Нужно было срочно снять вульгарную вывеску, позорящую наше заведение, а для этого найти Бобби.

– Он только что был здесь, но потом сорвался с места и убежал за чипсами. Корабль стало качать и его затошнило, – сообщил Родриго.

Я вошла в ресторан. Официанты встречали первых клиентов, пришедших на обед. Куда бы я ни бросила взгляд, мне всюду мерещился Натан, словно отсутствие делало его поистине вездесущим.

Бобби я обнаружила около рояля с ведерком краски в руке.

– Что ты делаешь?

– Собираюсь перекрасить крышку.

– Не смей!

– Но ты сама сказала…

– Я передумала.

– Ладно-ладно, – пробурчал он, уходя.

Ему не понять…

Следы на старом рояле – это отпечатки жизни, отпечатки истории. Понадобились годы, чтобы в том месте, где пианисты один за другим прикасались к крышке, черный лак побледнел. Подумать только, этот инструмент побывал в Лондоне, в Индии, в Швейцарии…

Я представила лондонского музыканта тридцатых годов и влюбленную в него молодую женщину. Она видит, как его изящная рука опускается на клавиши, вихрь переживаний захватывает ее – и одновременно захватывает меня, смотрящую на нее. Все пропадает, и вот уже перед глазами другая картина: сцена из черно-белого фильма «Касабланка», где Ингрид Бергман меланхолично бросает черному пианисту: «Сыграй еще раз, Сэм!», а потом слушает мелодию, погружаясь в воспоминания.

Я почувствовала, как его меланхолия постепенно становится моей…

Эти следы на крышке рояля – огромная ценность. Их надо беречь как зеницу ока.

Простые смертные не умеют видеть настоящую красоту. Только чувствительные души могут заметить ее и оценить по достоинству…

* * *

Вдруг я вспомнила про вывеску. Пришлось снова бежать за Бобби, чтобы он ее снял.

Обед прошел нормально. Хотя правильнее было бы сказать «банально». Я умирала от скуки, глядя на действия, повторяющиеся изо дня в день, всякий раз абсолютно одинаково.

Когда меня назначили директором, я решила проводить часть обеденного времени в ресторане, чтобы сотрудники чувствовали мою причастность к общему делу. Но в тот день я ощущала себя не в своей тарелке, как узурпатор, захвативший трон, не принадлежащий ему по праву. К тому же я видела, с каким пренебрежением относятся ко мне официанты: никто не считал меня достойной управляющей…

Катель, напротив, проявляла небывалую активность, в ресторане, среди своих подчиненных, она чувствовала себя как рыба в воде. Эта женщина напоминала мне машину, исправно выполняющую свою работу, что бы ни случилось. Чем больше я наблюдала за ней, тем больше узнавала характер номер три, который примерила на себя накануне вместе с желанием непременно победить, постоянным самообманом и потребностью во всеобщем восхищении.

В какой-то момент она, видимо, заметила мой взгляд и уверенной походкой направилась ко мне:

– Что-то не так?

– Перестань играть роль.

– Что, прости? – переспросила она с натянутой улыбкой.

– Тебе не нужно всегда быть на виду, добиваться целей и работать лучше других, чтобы чувствовать, что ты что-то значишь.

– Подожди…

– Не обязательно изображать из себя администратора зала, чтобы хорошо выполнять работу.

– А я и есть администратор зала.

Боже, как объяснить ей, что профессия – это не вся она? Что достижения и результаты – не вся она? Как объяснить, что, если преуспеет кто-то другой, она от этого не станет хуже?

– Просто будь собой, и ты станешь гораздо счастливее.

Она смерила меня взглядом:

– Я и так счастлива.

– Ладно, забудь.

Кажется, я зря старалась, она неспособна меня понять. Если человек считает себя восьмым чудом света, невозможно убедить его в обратном.

«Давай, живи с этим убеждением и профукай свою жизнь!»

Я вышла из ресторана.