Я обещаю тебе свободу

Поколебавшись пару секунд, я вскочила и склонилась над креслом, чтобы прочитать название.

Увы, я даже не знала этого алфавита. Выхватив из кармана блокнот и карандаш, я наскоро перерисовала два слова.

εννέα γράμματα

В коридоре снова послышались шаги.

Я спрятала блокнот, включила диктофон и села обратно в кресло.

— Прошу прощения.

— Ничего страшного.

— Сядьте удобно и расслабьтесь.

Через несколько минут я должна была обрести новый характер, а значит, сделать еще один шаг к тайному знанию. Мир вокруг казался слишком сложным, все силы уходили на то, чтобы взаимодействовать с другими людьми. Чем больше типов личности я узнаю, тем лучше буду понимать окружающих меня безумцев и смогу наконец справляться с ними.

* * *

Натан зашел в спальню. Сибилла только что поднималась туда, прежде чем убежать на работу. Он слышал, как скрипнули дверцы шкафа.

Он достал хорошо знакомый диктофон и включил.

Все те же непонятные и нелогичные речи, предложение расслабиться, затем пауза, описание характера, а в конце, как обычно, приговор:

«В глубине души, в самой глубине вашей души гнездится чудовищный страх, подспудная тревога…

Страх оказаться одинокой и беспомощной в этом опасном мире и не найти никого, кто мог бы помочь.

Выйдя отсюда, вы забудете эти слова, но тревога останется с вами навсегда. Она будет жить в недрах вашей души, и вы будете делать все возможное, чтобы заглушить ее».

Натан, как обычно, растерялся и испугался одновременно.

В чем дело? Кто-то давал Сибилле эти кассеты, или она сама делала записи? И если сама, то зачем? Каждый раз, спрятав диктофон в шкаф, она уходила на весь день и ни разу за все это время не оставалась дома одна. Значит, она это не переслушивала…

Он заметил определенную связь между записями и странными изменениями в ее поведении. Надо сказать, в последнее время он не узнавал Сибиллу — ту женщину, которую когда-то встретил и с которой захотел жить. Теперь каждый день она преподносила сюрпризы, это тревожило его сверх всякой меры.

Натану чудилось, что она попала под влияние опасного человека, стала марионеткой в чьих-то руках. Он злился на себя за бездействие, но из-за непредсказуемости Сибиллы еще больше боялся что-либо предпринять и в результате просто наблюдал за происходящим — как, собственно, и привык делать.

* * *

Не прошло и четверти часа, как я поняла, что за характер достался мне на этот раз. Я чувствовала, что вернулась туда, откуда ушла.

Что-то внутри заставляло меня сомневаться буквально во всем: в себе и в правильности своего выбора, в других и в правдивости их слов. Замкнутый круг из недоверия и страха, сомнений и тревог. Как в старые добрые времена.

Вернулись те мысли, которые тридцать два года отравляли мне жизнь и осточертели настолько, что я осмелилась пойти на встречу с магистром.

На работе я столкнулась с прежними сложностями: меня пугали напор и враждебный настрой Катель, я переживала, что подумает обо мне Шарль, а заодно и Иван Раффо.

Еще час спустя я поняла, что, хотя паттерны мышления, сомнения и страхи были прежними, в поведении они проявлялись совсем иначе. Раньше я из страха пыталась подстроиться под других, под их привычки и особенности, стать настолько милой, насколько возможно, словно это могло защитить от чужой недоброжелательности. Теперь я относилась к миру с большей подозрительностью и нашла другой способ защитить себя — используя силу вместо слабости. Моим девизом стала фраза: «Не влезай, убьет».

Стоило кому-то из сотрудников попасться мне на глаза, как я приписывала ему дурные намерения и говорила какую-нибудь колкость, чтобы отбить охоту пакостить. Я сменила покорность на бунт, а сговорчивость на агрессивность, но это были две стороны одной медали, и служили они общей цели: предупредить возможные угрозы и обеспечить себе безопасность.

В предыдущие несколько дней мне время от времени хотелось снова стать собой, обрести изначальный характер. И вот он вернулся, только теперь к страхам добавилась паранойя. Не самый приятный набор.

Фирмен играл со мной, теперь в этом не было сомнений.

Каждый день он выдавал новый характер, ничем не лучше предыдущего: я просто страдала по-другому, вот и все. Старику, видимо, нравилось наблюдать за чужими мучениями и чувствовать власть над человеком, живущим надеждой на лучшую жизнь. А власть у него и правда была колоссальная.

Такие навязчивые мысли крутились у меня в голове. Я все больше злилась и возмущалась ситуацией. Мне хотелось что-то предпринять, взбунтоваться, сбросить с себя оковы, не дать шарлатану обдурить меня.

Для этого требовалось его разоблачить. Узнать, где он взял эти знания, и самой овладеть ими.