Я обещаю тебе свободу

Я снова проследовала за ней вдоль книжных шкафов, и на этот раз мы нашли то, что искали. Пару минут спустя я уже сидела за столом у окна, рядом со студенткой, изучавшей толстенный справочник по лингвистике.

Я просматривала книгу в надежде найти хоть что-то, связанное со схемой характеров братства Kellia.

Георгий Иванович Гурджиев был по национальности армянином, современником Фрейда, увлекался сначала наукой, а потом оккультными практиками. Он совершал долгие путешествия в Индию, Тибет, Центральную Азию и страны Средиземноморья в поисках тайных знаний, причем деньги на поездки добывал мошенническим путем и довольно быстро стал миллионером. Он утверждал, что общался с тибетскими ламами и накшбандийскими суфиями, а в Туркестане нашел последователей древнего братства Сармунг, от которых узнал секреты внутренней трансформации. Судя по всему, найти точные сведения о его жизни не представлялось возможным — столькими легендами и вымыслами он окружил собственную фигуру. В Москве он создал институт, в котором передавал знания небольшому кругу учеников. Бежав от русской революции, он успел пожить в разных странах, прежде чем осел во Франции, где в тысяча девятьсот двадцать втором году купил бывший монастырь неподалеку от Фонтенбло и разместил там свою школу. В то время многие интеллектуалы переживали экзистенциальный кризис, искали смысл жизни и жаждали духовного пробуждения. Многие из них заинтересовались учением Гурджиева и вошли в число его учеников. Среди них была английская писательница Катрин Мэнсфилд и будущий философ Жан-Франсуа Ревель.

В школе Гурджиева царила строжайшая дисциплина: она, по его словам, должна была освободить последователей от всего наносного и поверхностного и дать проявиться истинной сущности. Каждому ученику он сообщал основные характеристики его психики, стержень его эго.

Многие термины были мне знакомы — их упоминал Оскар Фирмен во время наших бесед. Стало ясно, что между этими двумя людьми или как минимум между их теориями существовала какая-то связь.

Я продолжила просматривать книгу.

Следуя суфийской традиции, Гурджиев взял за привычку сообщать людям, какой тип идиотизма их характеризовал. Проводя беседы и давая упражнения, он унижал своих последователей с целью раздавить личность и заставить замолчать эго…

Одна из его учениц, Катрин Мэнсфилд, болела туберкулезом. Гурджиев отмахнулся от предписаний ее врача и заявил, что владеет секретами врачевания, происходящими из более древней традиции, чем современная медицина.

Он заставил ее спать зимой в холодном хлеву, утверждая, что исходящая от коров духовная энергия исцелит ее. Бедняжка умерла прямо там…

Повель, тоже тяжело заболевший благодаря «помощи» гуру, сделал такой вывод: «Некоторые из тех, кто соблазнился опытом Гурджиева, открыли для себя не только путь духовного роста, но еще и путь болезни, путь на больничную койку или на кладбище».

Гурджиев умер в восемьдесят с чем-то лет, окруженный своими последователями в американском госпитале в Нёйи. Перед тем как навсегда покинуть этот мир, он спокойно посмотрел на них, а затем с загадочной улыбкой проговорил: «Я оставляю вас в незавидном положении».

В ужасе я закрыла книгу.

Рядом с этим меркли самые страшные фантазии. А ведь мое богатое воображение, подстегиваемое страхами, было способно на многое.

Мало того что я попала в секту, так еще и в абсолютно тайную, неизвестную широкой публике.

Утешало лишь то, что даже великие люди, настоящие интеллектуалы, тоже оказывались втянуты в такое. Хотя я все равно очень тревожилась за свое будущее.

Нужно было срочно найти выход, вот только какой? Пойти в полицию? И что сказать? Что Оскар Фирмен похитил мой характер? Они отправят меня прямиком в психушку. До сегодняшнего дня я надеялась рано или поздно вернуться к себе настоящей. Я держалась за слова Фирмена о том, что в их типологии есть мой характер, но вариант, который я получила в тот день, мне категорически не подходил. Со страхами и сомнениями я привыкла справляться, но когда к ним добавилась паранойя… Кстати, что, если эти панические мысли — ее следствие? Нет, не может быть. Я не надумала это, как со мной бывало раньше. В этот раз факты говорили сами за себя.

Черт возьми, что делать?

Я вышла из университета и побрела на работу. Нужно было вернуться туда, хотя делать ничего не хотелось. Я думала только о том, как бы выжить, профессиональные достижения потеряли для меня всякую привлекательность.

Добравшись до корабля, я перво-наперво вернулась в свой привычный кабинет. Сидеть так близко от машинного отделения было вредно для здоровья.

Взявшись за дела, я довольно быстро столкнулась с давно знакомыми трудностями в отношениях между начальником и подчиненным. Я непроизвольно наделяла своего босса огромной властью и верила, что он способен в любой момент злоупотребить ею. Спасти от этого могла либо полная покорность, дававшая иллюзию, что деспот пощадит меня, либо бунт, в котором сила внезапно могла оказаться на моей стороне.