Читаем Я обязательно спасу Тот (СИ) полностью

- Да, именно.

Я хлопаю себя по пустым карманам. Мел вкладывает мне в руку свой пистолет и торопливо кивает.

- Быстрее, пока его не нашли парни. - говорит она, скрещивая руки на груди. Я прерывисто вздыхаю и, нервно сглотнув слюну, подхожу к умирающему парню.

И стреляю.


***

Сегодня я впервые ложусь спать из-за того, что хочу как можно скорее покончить с этим днем. Мне на голову надавливают прошедшие события за этот месяц, все переживания, которые я копила в себе, эмоции, которые скрывала, и чувства, с которыми боролась до последнего. Всё смешивается в одну серую массу, которая, подобно маслу, затекла мне в рот и глотку, двигаясь всё дальше и дальше. Горло сжимается, я прикрываю веки, зажмуриваюсь и закрываю рот рукой, болезненно морщась.

Эта масса принимает новые и новые формы, то исчезая, то появляясь вновь. Но в любом случае она давит. И давит так сильно, что я не могу нормально вдохнуть, давясь слезами.

Сегодня я плачу впервые за очень и очень долгое время. Но мне не становится легче. Наоборот, я стала чувствовать себя какой-то ущербной, как все, депрессивной девчонкой и сопливым подростком, не способным справиться с эмоциями.

Это угнетение обращается злобой.

Я сминаю подушку, ударяю по ней кулаком, потом еще и еще, случайно задела изголовье кровати и, резко прижав ушибленную руку к груди, стону от тупой боли в костяшках.

Я ненавижу этот мир. Я ненавижу всех и вся. Но я не слабая, я не уйду из жизни, сломленная окружающими и их мнением, не уйду, как поверженный воин. Я не воин, правда. Я поэт и художник, я - искусство. А искусство вечно.

И пусть сегодня я убила человека, даже не одного, впервые в своей жизни, сама же осталась жива. А это уже что-то значит, верно? Значит, я сильнее.

Это естественный отбор.

Я рождена потреблять диких зверей.


Утро выдается довольно пасмурным.

Я впервые за долгое время решаю посмотреть в зеркало. И после пары секунд ступора отвожу взгляд, не решаясь вновь взглянуть на своё отражение - ужасающе бледное лицо с впалыми щеками и выступающими скулами, будто я не ела последние пару недель, кажется мне совершенно чужим. Это лицо странное, какое-то неправильно-вытянутое, страшное.

По просьбе Кайлы я бужу её в шесть утра, после чего мы вдвоем спускаемся вниз, где я готовлю ей кофе.

- Думаешь, она сразу стала такой? - с глумливой усмешкой говорит Кайла, кивая на сидящую в гостиной Рашель. - Когда мы только познакомились, это была худая до жути девчонка с пустыми карманами и бегающими глазками. У неё еще тогда были жуткие волосы и лак для ногтей с блестками. - мисс Спенсер смеется, припоминая прошлое. - Запуганная, неуверенная в себе, но знаешь, временами настоящее убийство меняет всё.

Я ухмыляюсь.

- Зачем ты говоришь мне всё это?

- Ты впервые убила человека.

- С чего ты взяла, что впервые? - фыркаю я. Спенсер недвусмысленно приподнимает бровь. - Это никак не влияет на моё мировоззрение.

- На мировоззрение может и не влиять, а вот на психику... Тебе страшно?

Я слегка оборачиваюсь.

- Нет.

- Вот и правильно. Бояться тебе нечего, Бруклин. Не каждый может пристрелить того, кто угрожает жизни другого. Это уже что-то значит.

- Я сделала то, что должна была сделать. - протяжно говорю я. - Всего-то.

- Ты сделала не только то, что должна была. Даже больше.

Я наливаю ароматный напиток в чашку и протягиваю наемнице. Кайла благодарно мне кивает.

- Выпьешь со мной?

- Нет, я еще спать. - я показательно зеваю. - А ты на работу?

- Почти. Один мудак немного зазнался и не отдает нам долг. Придется разбираться.

- Удачи. - я наблюдаю за тем, как Кайла натягивает куртку.

- Спасибо, тебе тоже.

Но мне не нужна удача.


Глава 14. Это железный город


Человек двадцать, не больше, и почти все они пропали без вести. А кто не пропал - мертв. Командир бросил своих бойцов и карету скорой помощи, когда начался обстрел. Старика-водителя застрелили, двух молоденьких девятнадцатилетних медсестры уволокли с собой.

Я читаю новости, хотя особой заинтересованности не наблюдается. Включая радио, натыкаюсь на диктовку имен погибших, в новостной ленте в интернете - одни военные вести. Вряд ли кто-нибудь здесь вообще задумывается о том, что происходит в стране, ведь пока наемникам не заплатят...

Я сижу на заднем сидении машины, поджав под себя ноги, и наблюдаю за тем, как по лобовому стеклу скатываются дождевые капли. Рядом со мной лежит Бьянка, закинув руку мне за спину, и Джон, смотрящий в окно. На пассажирском - Мел, за рулем сидит Тео. В салоне стоит гул, я не разбираю слов. Пока, наконец, мы не останавливаемся около какого-то универмага.

Быть подростком - довольно трудная работа. Ты всё время чем-то озадачен, о чем-то думаешь и почти все время тебя не покидает желание трахнуть вся и всех. А еще ты несчастен и все считают тебя глупым.

Мной быть еще труднее - каждую секунду я думаю о чем-то темном, вязком и унылом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Теория праздного класса
Теория праздного класса

Автор — крупный американский экономист и социолог является представителем критического, буржуазно-реформистского направления в американской политической экономии. Взгляды Веблена противоречивы и сочетают критику многих сторон капиталистического способа производства с мелкобуржуазным прожектерством и утопизмом. В рамках капитализма Веблен противопоставлял две группы: бизнесменов, занятых в основном спекулятивными операциями, и технических специалистов, без которых невозможно функционирование «индустриальной системы». Первую группу Веблен рассматривал как реакционную и вредную для общества и считал необходимым отстранить ее от материального производства. Веблен предлагал передать руководство хозяйством и всем обществом производственно-технической интеллигенции. Автор выступал с резкой критикой капитализма, финансовой олигархии, праздного класса. В русском переводе публикуется впервые.Рассчитана на научных работников, преподавателей общественных наук, специалистов в области буржуазных экономических теорий.

Торстейн Веблен

История / Прочая старинная литература / Финансы и бизнес / Древние книги / Экономика
Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги