– И что же? – Анна Ивановна не любила игры в «угадайку». Она взяла кисть Генриха и попыталась добавить небольшой мазок к лесному массиву, обрамлявшему дорогу. Рука дрогнула, кисть соскользнула. Анна только было расстроилась, как Генрих аккуратно перехватил кисть, довел линию, которую она успела прорисовать, и сделал из нее небольшой кустик, одобрительно кивнув самому себе.
– Она сказала, что выбрала викторианскую эпоху, потому что это единственная эпоха, в которую не было войн, – торжественно провозгласил он.
Оба посмотрели на полотно, на котором густой смешанный лес разрезала струящаяся, словно шелковая лента, дорога.
– Интересная особа, – хмыкнула Анна Ивановна.
– Вам обязательно нужно с ней познакомиться! Она кладезь всего и золотое сердце.
Генрих Карлович сделал последний мазок, и Анна Ивановна с удивлением осознала, что новый знакомый практически один в один изобразил на холсте то, что так долго сидело в ее голове и мучило. Единственное, что не сбылось в ее жизни.
– Ну надо же! – выдохнула она с искренним удивлением. – А вы вовсе не так плохи, как мне показалось!
– Я полон сюрпризов, – дружелюбно пробасил Генрих Карлович.
– Да нет же, не в этом дело. Вы словно побывали в моей голове. Как вам это удалось? Вы тоже какой-нибудь телепатический путешественник? – Анна Ивановна удивленно посмотрела на Генриха Карловича.
Вместо ответа тот засуетился:
– Мне нужно кое-что вам показать, идемте!
Бросив краски и кисти прямо на траву, Генрих Карлович снова предложил Анне Ивановну руку. Та привычно взялась за нее. Они неспешно пошли вдоль реки по дороге, ведущей к воротам усадьбы. Не торопясь, наслаждаясь сентябрьским теплом и пением птиц, они обогнули холм и почти вышли к воротам, когда Генрих Карлович попросил:
– Закройте глаза!
– Что за глупые шутки? – немедленно нахохлилась Анна Ивановна, резко выдергивая свою руку из руки Генриха.
– Я вас очень прошу! Хотя бы раз в жизни отпустите ситуацию и положитесь на другого человека.
Несколько секунд он смотрел Анне Ивановне прямо в глаза, и та впервые рассмотрела за стеклами очков, что глаза у художника-любителя по-детски голубые.
Как можно отказать ребенку? Да и что она теряет, в конце-то концов?
Она закрыла глаза. Генрих снова осторожно взял ее за руку и приобнял за плечи, максимально деликатно направляя ее и не давая упасть. Так они прошли несколько метров и, судя по направлению, повернули к воротам усадьбы.
– Открывайте! – скомандовал он.
Анна Ивановна открыла глаза и сделала несколько шагов к кованой решетке, защищавшей усадьбу от внешнего мира. Она вцепилась в нее руками, чтобы не упасть. Сразу за решеткой начиналась дорога, ведущая к усадьбе. И это была дорога из ее снов.
Удивительно, но ей даже удалось накормить проснувшихся Машу и Антона полдником – запеканкой с топленым молоком – и немного им почитать. После чего она попросила девочку заняться лепкой с младшим братом, а сама вышла в сад и прислушалась – сегодня никто не торопился к ней на чаепитие. Федор Никитич не обманул. Митя и Катя были по-прежнему в школе. Григорий Антонович отсутствовал, наверняка ушел с утра в «Особняк» к старым друзьям и задержался там вместе со всеми. У нее есть несколько минут.
Таша вернулась в дом и, на всякий случай закрыв входную дверь на замок, прошла на кухню. На большое блюдо положила толстые ломти хлеба, холодное мясо, несколько кусков сала, домашний сыр. Овощи, фрукты. В кружку налила квас. Присев, она потянула на себя тяжелую крышку подпола. Сразу за ней начиналась лестница. В подполе было темно, она все никак не могла починить старую керосиновую лампу, стоящую там, – руки не доходили.
– Помоги мне, – попросила она.
Вспыхнул свет, и Таша чуть не вскрикнула от неожиданности: лампа снова работала. Мужчина в окровавленной футболке требовательно протянул руки, готовясь помочь Таше спуститься. Она передала ему блюдо и кружку, и пока он нес их к импровизированному столику, на котором обычно стояли пустые банки, Таша заметила, что и ему он тоже успел подкрутить ножку. Она отмечала все эти детали мельком, спускаясь в подпол и аккуратно закрывая за собой крышку, делая сотню ненужных мелких движений, только чтобы не смотреть ему в глаза.
В подполе было прохладно, и она почувствовала, как тело начал сотрясать озноб, несмотря на то что поверх платья с длинными рукавами она накинула теплый платок. Мужчина же, казалось, напротив, совсем не мерз. Перед тем как отправить его в импровизированное убежище, она дала ему пуховую перину, и, теперь та была аккуратно сложена на деревянной лавке, а он был по-прежнему в футболке и выглядел заспанным: темные волосы растрепаны, глаза, казавшиеся нарисованными углем на белом листе бумаги, немного припухли.
– Спасибо, – поблагодарил он.
– Не за что, – пожала плечами Таша, не отваживаясь встретиться с мужчиной взглядом. – Это правда, что они сказали? Ты хотел убить главврача?
– Хотел, – равнодушно согласился мужчина, беря толстый ломоть хлеба, кладя на него кусок мяса и впиваясь зубами в бутерброд.