Я оставлю свет включенным

Николь не ответила, снова сгорбилась и ушла в себя. Молча развернулась и направилась в ванную – умываться. Светлана Фоминична вздохнула. Ну что ты будешь делать!

* * *

– Ты этого не сделаешь! – Глафира преградила путь Марку, не давая ему выйти из дома. Его люди наводнили все село пару часов назад и прочесывали километр за километром. Операция была не санкционирована министром, но Марк взял на себя ответственность, чтобы потом выйти победителем из этой битвы.

– Отойди, я просто делаю свою работу, – тихо попросил он.

– Ты убиваешь его отца, Марк, пожалуйста, ради меня! – Она уперлась руками ему в грудь, одновременно притягивая и отталкивая.

– Куда он мог деться? – процедил Марк. – Мы прочесали усадьбу, особняк, больницу, все дома. Если знаешь – скажи мне! Нужно с этим закончить, и мы уедем.

– Если ты не оставишь его в покое, я никуда с тобой не поеду, – медленно, словно отрывая от сердца каждое слово, наконец-то сумела сказать она. Первая фраза далась с трудом, со второй было уже легче. – Ты можешь отозвать своих людей, сказать, что никого не нашли, и уехать. Можешь, Марк.

Она подняла голову, заглядывая ему в глаза.

– Значит, так? – Сделав шаг назад, Марк заложил руки за спину и уставился в упор на женщину, которую полюбил. Впервые в жизни.

– Да, – кивнула Глафира.

– Этот Генрих как там его… тебе дороже меня?

– Не нужно сравнивать. Этот человек много для меня сделал.

– Ок, давай купим ему большой подарок и будем считать, что вы квиты.

– При чем тут подарок, Марк? Я не могу позволить убить его. А если ты арестуешь его сына, ты его убьешь! – Она с трудом пыталась не разреветься.

– Отойди. – Марк сделал шаг в попытке пройти.

– Отзови людей! – снова потребовала Глафира.

– Отойди. И начни собирать вещи, вечером мы уезжаем. Я возьму на себя опеку и полицейских, которые заинтересовались твоей визой. Сегодня утром я уже позвонил в ваш местный участок и сказал, что дело на моем личном контроле. Я помогу тебе выпутаться из всего этого, а могу действительно уйти, – многозначительно сказал он. – И тогда ты будешь решать все свои проблемы самостоятельно. А проблем у тебя больше чем достаточно, Глафира.

Она сделала шаг в сторону и сняла с головы платок, неловко помяла его в руках, потом аккуратно положила на спинку стула и посмотрела в окно.

– Это что, шантаж? – Голос слегка дрогнул.

– Нет, – пожал плечами Марк. – Это разговор двух взрослых людей. Ты должна понимать, что, если ты будешь мне мешать, я не смогу тебе помочь. Ты потеряешь детей, и тебе придется отвечать за убийство.

– Я никуда не поеду, – твердо повторила она, – можешь хоть сейчас бежать и закладывать меня. Только вы все равно ничего не докажете. Это Натали попросила меня улететь вместе с детьми и ее паспортом. Я просто сделала то, что просила сестра. Что было дальше, я не в курсе.

– Не дури. – Марк, уже открывший дверь и готовившийся выйти, остановился и повернулся к Глафире. Ее лицо скрыли тяжелые волосы, он мог видеть лишь розовую щеку и один глаз. Ни намека на слезы.

– Иди, Марк, пожалуйста. Очевидно же, что за эти годы мы стали абсолютно разными. Иди и делай свою работу. Это твой выбор. А я сделала свой.

Развернувшись, Марк молча вышел из дома.

Не двигаясь с места, Глафира смотрела в окно, пока на улице не сгустилась чернота. Казалось, ее можно резать ножом. Развеять мрак, в который снова погрузилась ее жизнь, мог только огонек свечи, которую она зажигала каждый вечер, уложив детей спать. Эта свеча была своеобразным символом надежды, что все когда-нибудь обязательно будет хорошо. Глафира подняла ее с пола и положила в карман платья.

* * *

– На основании чего вы забрали детей? – Анжела Петровна никогда не повышала голос в разговоре с теми, кто был ниже по рангу. Наоборот, говорила очень тихо, вкрадчиво, заставляя других замолкать и внимательно прислушиваться. Легкий присвистывающий звук, с которым она произносила шипящие, делал ее похожей на змею. Огромного удава, завораживающего свою жертву, ласково обнимающего ее, погружающего в сон перед тем, как сомкнуть смертоносные объятия.

– К нам поступила жалоба от директора школы. – Худосочная женщина, которую звали Маргарита Николаевна, уже не была столь уверена в поспешности своих действий. – Мы проверили условия проживания детей. Знаете, в доме даже нет туалета и холодильника. Вот, пожалуйста, мы составили акт. – Она протянула Анжеле Петровне нужную бумагу, рука немного дрогнула, но в целом Маргарита Николаевна держалась молодцом.

Анжела Петровна погрузилась в изучение документа. Пыталась было нахмуриться, но недавно вколотый ботокс помешал. С точки зрения документов придраться было не к чему, опека действительно просто выполняла свою работу. Но Николь, вчера вечером ворвавшаяся к ней в кабинет и закатившая грандиозную истерику в присутствии подчиненных, утверждала, что мать этих детей самая лучшая мать в мире. И была настолько убедительна, что Анжелу Петровну даже слегка уколола ревность. О ней Николь, разумеется, никогда так не говорила.