Я планировал взорвать мавзолей

И вот я снова дома. Петр проведывал меня, как и раньше. За игрой в шахматы обсуждали наши планы, вернее, мои планы, но мне почему-то было приятно считать Петра своим сообщником. Вместе рассуждали, где достать взрывчатку, детонаторы и какой объект выбрать для нанесения удара. Я не был уверен, что мои самодельные детонаторы окажутся достаточно надежными, поэтому преждевременно не хвастался. Не хвастался, но сам все время думал, чем именно и как мой лучший приятель сможет мне помочь.

Приближается время "Х"…

На дворе властвует осень – уже заканчивался октябрь. На то время я уже изготовил четыре самодельных взрывных устройства. В корпусе каждого аэрозольного баллончика помещался пороховой заряд, а также смесь бертолетовой соли с порошком алюминия и тринитрофенолом. Пороховой заряд вызовет взрыв смеси бертолетовой соли с порошком алюминия, а тот в свою очередь – тринитрофенолом.

До рокового дня 6 ноября, оставались считанные дни.

Дипломат вмещал более 12 килограммов аммонита и два вызывающих детонацию взрывных устройства. (Одно дублирует другое). Третий возьму за пояс на случай провала: переключатель обратного действия в руке – достаточно расслабить пальцы и контакты замкнутся. Четвертое устройство намеревался испытать, чтобы убедиться, способны ли самодельные детонаторы вызвать детонацию основного заряда.

В комнате родителей среди магнитофонных кассет хранилась тетрадь, в которой были записаны причины, побудившие меня поступить именно так. Эта своеобразная посмертная записка состояла из информации для радио "Свобода", и из собственных впечатлений от жизни при коммунистах.

План был такой: приезжаю в Москву 6 ноября, в канун праздничного парада в честь той Социалистической революции. Отдаю тетрадь любому иностранцу. Ставлю взрыватели в боевое положение. С того момента достаточно лишь наклонить дипломат или резко встряхнуть и контакты замкнутся. Тогда уже только вперед, ни шагу назад. Знал: мавзолей открыт несколько часов и то не каждый день. Мое время настанет, когда его закроют для посетителей. Слившись с толпой зевак, подойду к цели. Переступлю цепную ограду, сделаю рывок к стене усыпальницы вождя. Оттуда крикну: "Сейчас будет взрыв! Спасайся, кто может!" Люди меня поймут, и несколько минут, чтобы отбежать на безопасное расстояние у них еще будет…

Если же КГБисты, которых в тот день там будет, как собак возле дохлятины, не дадут дойти до намеченного объекта – попытаются арестовать, значит… Значит, им круто не повезло – то будет не их день…

Игра была жестокой – на войне, как на войне. И я все же надеялся, что Господь ослепит охранникам глаза, затуманит разум, сделает так, что те на меня не обратят внимания. Помнил же из истории: Ленин в решающий момент, для конспирации перевязал челюсть тряпкой и направился в Смольный и… И патруль юнкеров его не заметил! Тогда не заметили его, а в мой день не заметят меня…

В конце концов, здесь нет ничего удивительного. Одни, недовольные властью, приходили к усыпальнице вождя с антисоветскими плакатами, другие сжигали себя в знак протеста. С взрывчаткой тоже были, так что не я первый. Смертники ради идеи, так называемые камикадзе, известны издавна.

Прекрасно понимал: даже в лучшем случае, заряда недостаточно, чтобы полностью разрушить могилу-трибуну. Оно-то так, но там образуется такая дыра, которую коммунякам за ночь отнюдь не запломбировать. Скандал будет, и немалый…

Часто думал, пытался понять душевное состояние обреченного на казнь преступника, его ощущения в момент казни. Также пытался понять душевное состояние человека, который находясь, по его мнению, в безвыходной ситуации, решает покончить с собой и выбирает наименее болезненный способ самоубийства. Как же страдает его душа, и какие муки испытывает тело до момента наступления телесной смерти!

А бывает самоубийство подвигом? Наверное, что так! Но тогда это уже самопожертвование.

Отчаянный раб, который проник во вражеский арсенал, и держа зажженную свечу над открытой бочкой с порохом, диктует врагам свои условия, достоин всяческих похвал. В последние минуты своей жизни он царь, повелитель – он видит полные ужаса глаза, до этого момента всесильных врагов и уже он решает свою, и их судьбу. Через мгновение он геройски погибнет, но враг станет безоружным! Так будет и здесь – враг останется без своего главного божества – тщательно охраняемого "Объекта № 1". Я ведь даже боли не почувствую – 1/5000 доля секунды и… И мои кишки на кремлевских звездах, а бессмертную душу в потустороннем мире встречают под фанфары.

Разве не похвально, как в нашем гимне поется, тело и душу положить на нашу свободу и доказать, что мы казацкого рода? Тем более, что терять рабу, кроме оков ничего. Ничего же не стоит рабская жизнь в сатанинской империи зла…

В подобном поведении не было ничего странного – нас же учили, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Коммунисты с первых секунд своей деятельности воспевали самопожертвование ради идеи всемирной революции: "Смело мы в бой пойдем за власть советов! И как один умрем в борьбе за это!".