Я (почти) в порядке

– Перестань, Ли. Испортишь мою Скалли! – Лионел разжал захват, она шлепнула его по руке. – Папа и Глори здесь? – Талли взбила волосы.

– Да-а, папа прислал сообщение. Она где-то там, – сказал он. – Слушайте, дайте знать, если вам что-то понадобится. Располагайтесь.

Талли допила шампанское, и Лионел, забрав у нее тару, полез в кулер и протянул ей мокрую бутылочку пива цвета меди.

– Ах ты мой любимый, – сказала она.

– А ты – моя, сестричка.

Талли и Эмметт пошли по коридору, который мерцал и пульсировал, словно кровь в вене, уносящая их все дальше от сердца – брата Талли. Обернувшись, она увидела, как он, надев маску Бигфута, спрятался от посторонних глаз.

Эмметт

(На втором этаже у Лионела небольшая художественная галерея. Многие, наверное, назвали бы это коридором, но он широченный и весь завешан картинами в рамах. Дверной проход, как два центуриона, обрамляют большие вазы фирмы «Голдшейдер». Золотая скульптура, похожая на Бранкузи[66], отбрасывает тень на блестящую деревянную поверхность стола. Бранкузи не так давно ушел на аукционе больше чем за пятьдесят семь миллионов. Все здесь, в доме, очень богато, он изобилует деньгами, которые льются, как водопад за большим окном в гостиной.)

Так как Эмметт оставил мобильник у Талли дома, он не имел доступа к почте, но все еще думал о ней. Не мог не думать ни о чем другом с тех пор, как наверху впервые познакомился с Лионелом. И когда их приветствовала Зора. На вид Лионел не показался Эмметту ни тупым братком-финансистом, ни придурком. Он был щедрым и добродушным, не переживал за свой дом и за то, что пьяные гости в замысловатых костюмах испортят дорогую коллекцию произведений искусства. Эмметту он сразу понравился, и отношения Лионела и Талли на самом деле казались отличными, брат и сестра светились любовью друг к другу.

Угощения на вечеринке было достаточно, но гости также принесли с собой множество тортов, печенья, пирогов, фруктов. Не то чтобы это была настоящая вакханалия (во всяком случае, пока до нее дело не дошло), но обстановка могла измениться в любой момент. Все было в изобилии: вина, еды, пространства дома, которое всё расширялось на глазах у Эмметта по мере того, как он гулял по его просторам.

(Люди в костюмах заполняют кухню, входя и выходя через три высокие двойные двери из стекла, ведущие на открытый воздух. Пьют. Танцуют. Общаются. Едят. Публика потягивает шипучий джин[67] с тропически зелеными дольками лайма. Звякают бурбоном. Залпом глотают пиво. Наполняют бокалы красным или белым из сфер для разлива вина, вылавливают из раковины яблоки. Сменяющиеся составы людей, протягивающих руки, будто щупальца осьминога, за квадратиками маршмеллоу в шоколаде, солеными орешками, вонючим сыром и инжиром. Вялые руки, которые раз за разом оживают и жаждут, как в «Сотворении Адама».)

Эмметт и Талли положили себе на тарелки острых куриных крылышек и кебабов из стейка, зеленого перца, помидоров и грибов. Жареной картошки, фаршированных халапеньо, маринованного острого перца. Оливки начинены козьим сыром с зеленью. Мимо них пронесся человек в желтой шляпе с медным ведром, наполненным бутылками шампанского, на плече у него сидела обезьяна-капуцин. Животное взвизгнуло, посмотрело Эмметту в глаза, широко раскрыло рот. Эмметт уставился на него в ответ и тоже открыл рот.

– Эй, чувак, – улыбаясь, успел поприветствовать он обезьяну, пока она не скрылась из вида.

– Черт побери. Я совсем забыла рассказать тебе про Человека в Желтой Шляпе и про его Любопытного Джорджа! Они бывают здесь каждый год, – сказала Талли. Она рассмеялась и прикрыла рот рукой, дожевывая, и тут же указала рукой в другой конец комнаты. – Познакомься с моими папой и мачехой. – Она подняла руку, приветствуя направляющуюся к ним пару в костюмах Шафта и Фокси Браун[68]. – Привет, папа, – обняв отца, сказала она. – Глори, как ты мило выглядишь.