– Эмметт, можно я сама? – В ее тоне отчетливо слышалась досада. Ведь она планировала на этих выходных позаботиться о себе, а в итоге заботилась обо всех остальных. Опять! Она устала. Очень устала.
– Можно, конечно.
Талли чуть не плакала, расстегивая одну пуговицу за другой, а он стоял тихо и неподвижно, спиной к стене. Кошки были здесь же, щурились на свет и хлопали глазами.
– Черт, ну и упрямец же ты, – сказала она. Голодная, усталая и обеспокоенная. Как было хорошо ругаться на него, выплеснуть всё, что накопилось.
– Да, я знаю, – кивая, сказал он.
– Как же, черт возьми, мне это надоело.
– Понимаю, но мне нравится, когда ты мной помыкаешь.
Очень аккуратно она стянула рукав с его левой руки, осторожно повернула его и стянула рубашку с правой. А когда он оказался к ней лицом в одной белой футболке, она взялась за подол и сняла ее через голову. Медленно сняла. Его кожа зарозовела, как при небольшом солнечном ожоге. Когда он остался без рубашки – с одним золотым крестом на шее, – она с нежностью прижалась к его голой груди и поцеловала его, глубоко вдыхая. Он дышал с ней в унисон. Он взял ее лицо в перевязанные ладони, и бинты были похожи на перья.
– Нам не удалось поговорить о поцелуе, – целуя и отстраняясь, сказала она. Эмметт молча целовал ей шею. – Все очень запутанно, я понимаю, ведь сегодня воскресенье. Оно уже наступило, и сегодня ты уезжаешь. А с тобой точно что-то неладно. Ты так многое мне не рассказываешь… ты запираешься, я ничего не могу от тебя добиться, и мы друг друга почти не знаем. Ты даже не дрогнул, когда на брате загорелся костюм! – Ее глаза была закрыты, лицо обращено к потолку, Эмметт продолжал целовать ее шею, мочку уха.
– Так нормально? – спросил он и более решительно поцеловал ее в губы.
Она кивнула.
– Так нормально? – спросил он, расстегивая молнию на юбке.
Она ответила утвердительно.
– А так нормально? – спросил он, опускаясь перед ней на колени, стягивая с нее юбку.
Она ответила утвердительно, когда нога в черном чулке ступила за пределы образованного юбкой круга.
– А так? – спросил он, подняв на нее глаза. – Скажи мне, что это нормально.
– Мне тоже нравится, когда ты мной помыкаешь.
– Молодец.
Он потянул за полоску кружев между ее ногами, отодвигая ее в сторону. Это черное кружевное белье она не надевала с тех пор, как ушел Джоэл; кружева сочетались с отделкой на чулках, пристегнутых к поясу. Когда Талли сказала Эмметту «да», у нее в голове раздавалось
Эмметт
Талли сидела на кровати в черных кружевах и расстегивала пуговицу и молнию его брюк. У него в венах бурлила кровь от ее близости и оттого, что он был в ее спальне. Это был неукротимый и всепобеждающий храм женственности, как будто розовой пуховкой с пудрой можно шлепнуть его сверху по голове и оглушить. Над лампой на тумбочке: «Происхождение мира» Курбе, «Мастурбация» Климта.
– Это ты? – бросив взгляд сначала на эротические открытки, потом на нее и выгнув бровь, спросил Эмметт.
– Была я… вчера… я думала о тебе, – откинувшись назад и закрыв лицо руками, сказала она. Конец фразы был едва слышен.