Я (почти) в порядке

– Не знаю зачем. Это было в четверг вечером. Я был пьян, когда все затеял, и это было так глупо, так глупо, и теперь мне так жаль, что я даже не могу этого должным образом выразить. Просто не могу подобрать слова, хоть я и пытаюсь. Я буквально умоляю тебя: прости меня.

– Меня все это пугает. Я не знаю, кто ты. – Она остановилась, обернулась. Она уже дошла до места для курения. К счастью, здесь они были одни.

– Вообще-то, знаешь. Я открыл тебе душу так, как не открывал никому очень давно. Там, на мосту, ты спасла мне жизнь. Я врал тебе, когда сказал, что не ждал знака. Я ждал! Я ждал знака, и этим знаком оказалась ты.

Конечно, он ждал знака, когда был на мосту:

Дорогой Бог, если Ты там, если Ты есть, если мне не следует сейчас этого делать, пусть меня остановит кто-нибудь. Уход от первоначального плана. Приход Бога и Талли.

– Потом «Джайентс» выиграли Мировую серию… и это тоже был знак, – сказал он.

– Понятия не имею, о чем ты. Дай сигарету, – потребовала она и протянула руку.

Рай повиновался, выбил сигарету из лежавшей в кармане пачки и дал ей еще и зажигалку.

(Талли закуривает и начинает ходить взад-вперед. Туда-сюда, туда-сюда. Она в том же свитере, в котором ходила в пятницу на торговую улицу; сама связала. Он пахнет ее домом.)

– Пожалуйста, посмотри на меня, мне надо с тобой поговорить.

– Зачем вообще мне выполнять твои просьбы? – сказала она и обвела глазами парковку. Может, искала охранников? Чтобы обратиться за помощью? Его давила мысль, что она его боится.

– Талли, прошу тебя. Не надо бояться. Я скажу тебе правду, – мягко попросил он. – Раньше не сказал лишь потому, что не хотел, чтобы ты меня жалела… нашла меня в Гугле и потом… вела бы себя со мной по-другому. Как только люди узнают, все меняется. Абсолютно все.

Талли попятилась от него.

– Я правда не понимаю, что ты говоришь! Как шифровка какая-то… Я… как только люди узнают что?

– Прежде всего хочу, чтобы ты знала: я сделал это не для того, чтобы обидеть тебя. Просто чтобы вмешаться в твою жизнь так же, как и ты – в мою. Я сразу пожалел о своем поступке, но Джоэл ответил, и я подумал…

Он расскажет ей все, опустив лишь тот момент, когда Лионел узнал об измене Джоэла во время их последней попытки ЭКО, и еще тот, когда Лионел изменил Зоре. Много чего произошло за этот уик-энд, однако Рай знал, когда надо держать язык за зубами. Это дерьмо от унесет с собой в могилу, так будет правильно с точки зрения элементарной вежливости. Он раздумывал, не удалить ли те части из мейла, показав Талли остальное. Талли продолжала курить и большим пальцем утирала слезы, текшие из уголков глаз.

(Нос Талли опять ярко-розовый. Солнце садится, и ярко-розовым становится и небо.)

– Что? Какое вмешательство?

– Мои письма.

– Ух ты. Я… ничего себе!

– Это были личные письма, мои, и ты взяла их, – сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос не задрожал.

– О’кей! Мне не следовало этого делать! Но какого черта? Ты решился на такое только из-за того, что я взяла письма?

– Просто это… подтолкнуло меня, вот и все.

– И что ты подумал? Что я доведена до такого отчаяния, что мне нужно, чтобы с бывшим мужем за меня поговорил незнакомец? Ты велел Джоэлу прилететь? – спросила Талли. Он ощутил энергию ее ярости: она росла и давила на него.

– Нет…

– Говори свое настоящее имя. Кто ты?

– Райланд Миллер Киплинг.

– А кто такой Эмметт Аарон Бейкер?

– Никто. Я его выдумал. Я из Блума, не из Клементины. Они расположены недалеко друг от друга…

– Что за дерьмо случилось с тобой? Про что говорил Джоэл?

– Именно это я и хочу тебе рассказать…

– Кто такая Бренна?

– Не стоит ли сначала извиниться за то, что вытащила письма у меня из карманов и прочла их?

– Угу, ну да. Извини меня, но твоя реакция была несоразмерной, и ты это знаешь. Гиперреакция, которая, возможно, тебе свойственна. Не знаю. Одно из писем было даже не дописано. Которое адресовано Бренне. Кто она?

– Кстати, я тебя прощаю. И не сержусь. Понимаю, почему тебе такое пришло в голову, – сказал Рай.

– Мм… Райланд, Рай… как там тебя. Отвечай или уходи.

У Рая задрожала нижняя губа, когда он услышал, с какой легкостью она от него избавлялась, как легко он избавлялся сам от себя. Он моргнул и вскарабкался подальше от края.

– Бренна – моя дочь, – медленно сказал он.

– Прекрасно. Замечательно. Значит, про это ты тоже наврал! Сказал, что у тебя нет детей! – злобно выпалила Талли.

– Я не врал. Нет у меня ребенка. Те крылья бабочки в рюкзаке предназначались на Хеллоуин три года назад, но я не мог их ей отдать, потому что… – Он замолк. От того, что он собирался сказать, язык становился будто чужим, до сих пор. – Потому что… Бренна умерла.

* * *

Вся эта борьба с Кристиной – слово «устал» не передавало всего смысла. Он был вымотан.