Я (почти) в порядке

(Отсюда мне не выйти. Надо приспособиться здесь жить. Стены бледно-зеленые. Туалет из нержавейки, как и вилка. Как ложка. Как нож. Прозрачной воды в нем немного. Люди здесь испражняются при чужих людях. Надо приспособиться здесь жить. Жизни здесь слишком много. В неволе. Жизни здесь нет. На холодный пол в большой комнате попадает солнечный свет. Перерезанный пополам. Я записываю свои наблюдения, чтобы не свихнуться. Я записываю свои наблюдения, чтобы сберечь психическое здоровье. Замечаю все, что можно, чтобы занять мысли, помочь себе справиться. Я записываю свои наблюдения, чтобы сберечь психическое здоровье. Замечаю все, что можно, чтобы занять мысли, помочь себе справиться.)

* * *

Адвокат, как и положено адвокату, предлагал подать апелляцию сразу после суда. Родители Рая были совершенно убиты горем и справедливо негодовали, считая, во-первых, что юрисконсульт провалил дело, а во-вторых, что и полиция тоже подпортила. При такой недостаточности доказательств его вообще не должны были арестовать. Родители, чтобы оплатить баснословные гонорары адвокатов и юрисконсультов, продали ресторан и часто общались с прессой. Они неустанно сотрудничали с программой «Освобождение». Они не сдавались.

Иоланда Монро, вместе с еще одним новым адвокатом, утверждала, что рассмотрение дела Рая было пристрастным, так как присяжные из-за их влияния и власти Блумов необъективно относились к этой семье. Твердых доказательств, что Рай совершил преступление, не было, к тому же было обнаружено видео, свидетельствовавшее о его алиби, – шероховатая запись с двух разных камер наблюдения, как он идет по улице, одетый так, как сам описал. Это доказывало, что он гулял по улице не менее двух часов до того, как Кристина и Бренна умерли, и что он еще гулял в момент установленного времени смерти, в нескольких километрах от их дома. До начала рассмотрения дела в суде Рай умолял своего адвоката раздобыть эти видео, но ему было сказано, что в нем не было необходимости.

С помощью программы «Освобождение» его оправдали, когда установили, что преступления совершено не было. Спустя шестьсот девяносто четыре дня после заключения его освободили из тюрьмы.

* * *

Рай вернулся в родной город, где рядом были похоронены его жена и дочь, где у ресторана на берегу озера были новые владельцы, где половина населения подозревала его в убийстве. Еще находясь в тюрьме, он поручил родителям продать Медоносный домик и, когда вышел, поселился у них. Он терпел злобные взгляды и окрики людей, которые – невзирая на доказательства – так и не поверили в его невиновность. Он попробовал прижиться там, устроился на тяжелые строительные работы и трудился вместе с братом Хантера. Занимались они сносом зданий. Он работал дополнительные смены, до боли и полного изнурения, потому что, когда тебе больно и ты вымотался, жизнь кажется наказанием, а он как раз заслуживал вечного наказания за то, что ушел от Кристины и Бренны.

* * *

Как только он принял решение покончить с жизнью и перед тем как попрощаться, будто принялся настойчиво созерцать, как горит внутри стеклянной банки ее содержимое. И хотя мысль о самоубийстве часто приходила ему в голову и в тюрьме, только выйдя оттуда, он понял, что свобода не была ответом. Ответа он все еще не знал. Черт возьми, он даже не знал уже и вопроса.

За день до встречи с Талли на мосту он позвонил Хантеру, который теперь был шеф-поваром в ресторане с фермерскими продуктами в Биг Скай[75]. У них с Саванной незадолго до этого родилась девочка, и Хантер сказал Раю, что хотел бы держаться на почтительном расстоянии, так как понимал, как разрушительно было бы для Рая увидеть Хантера, Саванну и девочку, когда у самого Рая больше не было ни жены, ни дочери. Рай сказал, что хотел бы быть в курсе того, как подрастает их дочь, и от чистого сердца сказал, что рад за них и что из них получатся чудесные родители.