Красные листья чардрева за ее спиной согласно трепещут. Значит ли это, что он получил свой ответ?..
Он вновь переводит взгляд на Арью. Случайность ли то, что она оказалась здесь?
— Вы сражаетесь перед ликом богов?
Кажется, серьезность, с которой он это говорит, трогает девочку.
— Я просто… Сюда обычно никто не ходит, только отец, а он сейчас занят… — она вскидывает на него умоляющий взгляд. — Вы не расскажете, что видели меня, кузен? Мама будет ругаться. Она хочет, чтобы я была леди, как Санса. А я совсем не похожа на леди. Септа говорит, что я совсем плоха в вышивании и вообще я только всех позорю…
— Чушь какая-то, — вырывается у Джона. — Вы похожи на мою мать, а она — леди, самая благородная из всех.
Арья замирает, заинтересованно глядя на него.
— Я слышала, тетя Лианна была больна. Я хотела навестить ее, но мама сказала, что к ней нельзя.
— Она поправилась. И она уезжает завтра, но если хочешь, я еще успею вас познакомить.
Арья завороженно кивает. Потом переводит взгляд на палку в своих руках, испачканную рубаху и штаны с прорехами на коленках, и ее плечи уныло опускаются.
— Но она, наверное, тоже не дерется на палках.
— Дерется, и не только на палках, — Джон не может сдержаться, и широкая улыбка расплывается по его лицу. Арья неуверенно смотрит на него и вдруг тоже начинает улыбаться.
— А ты видел, как я фехтую, кузен? Правда, у меня получается?
Джон кивает.
— Правда. Но, если позволишь, я дам тебе совет.
— Какой? — она чуть не подпрыгивает от нетерпения.
— Приемы, которые ты отрабатываешь, — они для двуручного меча. Такой ты не поднимешь ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Тебе надо разучить колющие удары для небольших клинков, подходящих для твоей руки.
Глаза Арьи загораются, она открывает рот, наверное, собираясь спросить его про эти удары, но вдруг сникает.
— У меня все равно никогда не будет своего меча. Ни длинного, ни короткого, никакого. Девушкам это не положено.
— Чушь, — снова говорит Джон. Рука опускается на пояс, где висит маленький, до сих пор безымянный клинок, подарок матери, хотя Джон больше не может использовать его в бою, ведь Черное Пламя приходится держать двумя руками. Он смотрит на девочку, его кузину, так похожую на его мать, и на душе становится теплее. Он не может вспомнить, чувствовал ли что-нибудь похожее после смерти Игритт. И он снимает меч с пояса, зная, что Лианна не будет против.
— Это тебе.
Глаза Арьи расширяются. Темно-серые глаза, как и у него.
— Меч.
Ножны соблазнительно шуршат, когда он вытаскивает клинок, слегка отливающий синевой в сумраке богорощи.
— Только будь осторожнее, он очень острый.
Арья наклоняется, чтобы рассмотреть клинок поближе, и вдруг вскрикивает удивленно:
— На нем изображен лютоволк! Его что, выковали в Винтерфелле?
Джон кивает.
— Ваш кузнец, Миккен, выковал его когда-то по просьбе моей мамы.
Он вкладывает меч ей в руку.
— Ну как? Не слишком тяжел для тебя?
Она делает несколько выпадов и трясет головой, радостно улыбаясь.
— Ты научишь меня, как им сражаться?
Джон слегка треплет ее по волосам.
— Когда вернусь. Сначала мне надо выполнить то, что должен сделать хороший король.
— Я понимаю, — Арья серьезно смотрит на него, закусив губу. Потом на ее лице отражается сомнение: — А у меня не отберут его?
— Подарок короля никто не посмеет отобрать.
— Спасибо, кузен! — она пытается обнять его, с мечом в руке получается неловко, но Джон чувствует себя таким счастливым, как не чувствовал уже очень давно.
Он уже поворачивается, чтобы уйти, как вдруг Арья окликает его.
— Джон, постой! А как его зовут?.. Меч, — поясняет она в ответ на его недоуменный взгляд. — Отец говорил, что у всех хороших мечей есть имена.
— Я когда-то перебрал с десяток самых громких имен, но Манс, мой отчим, высмеял их все. Так что как-то не сложилось у меня его назвать. А Манс в шутку называл его иголкой, годной только для женской руки. Мы с ним даже ругались из-за этого, — Джон слегка улыбается воспоминаниям.
— Иголка? — Арья в задумчивости смотрит на меч. — Терпеть не могу шить. Но такая Игла мне нравится куда больше, чем та, что для вышивки.
— Значит, решено. Называем его Иглой.
И они оба смеются.
***
Воспоминание об этом потом долго согревает Джона в пути на север.