Я, подельник Сталина (СИ)

— Отец, это мой сослуживец Михаил Попов. Орденоносец. Нам его всегда ставили в пример. А это мой отец — Марат Салаватович. Раньше парткомом в колхозе был, сейчас самый настоящий мулла.

Мужчины чинно, обоими руками поздоровались.

— Мать уехала к сестре, приедет только завтра. А это моя жена — Зульфия. Учительница в школе. Старшая дочурка, Алия к подруге спать отпросилась. А это наши «басмачи» — Арслан и Гайсар. Вчера что учудили — кота в ведро с молоком закинули! Спрашиваю, зачем, молчат как партизаны в гестапо.

Пострелята засмущались, спрятались за мать. А та радушно пригласила к столу. Застолье без национального колорита в виде «кыстыбыя» не обошлось. Чему Михаил был только рад. Никак не мог предположить, что толченный на деревенских сливках картофель и пшеничные лепешки, куда эта масса была завернута, в совокупности образуют такой чудесный вкус. От кумыса предусмотрительно отказался, 35 лет обходился, еще 35 как-нибудь потерпит. Кстати, а может, наоборот, некстати, вспомнился рассказ отца, как они в Казахстане перепились этого напитка из кобыльего молока, потом мучились поносом. Как знать, может, что хорошо для башкирина, то для русского… скажем так, бытовое неудобство. Зря он отказался, кумыс у Вахитовых был отменный. Вышло как в башкирской поговорке — «За проказы белого пса отвечает черная собака». Впрочем, и сами хозяева налегали на чай.

После ужина старик со снохой деликатно удалились, понимали, однополчанам есть о чем поговорить наедине. Михаил никак не мог забыть радушную, в кавычках, встречу. Напустив в голос металла, спросил:

— Рядовой Вахитов, приказываю доложить обстановку. С кем воюешь?

— Понимаешь, кредит в банке брал, трактор покупал, «Беларус». Каждый месяц аккуратно выплачиваю. А сегодня утром звонят и говорят, чтобы все сразу вернул. А мне начхать, что у них дифолт-мифолт! Как в договоре прописано, так и буду платить. Дурак, что ли, в конце мая телок на мясо пускать? Они еще жир не нагуляли… Барыги берега попутали, говорят, не хочешь по-хорошему, можно и по-плохому. Я их послал. Понимаешь, осенью на откорм…

Попова мало интересовали подробности производства конины и говядины, зато ясно представлял, в какой яме ныне коммерческие банки. И главное — на что они готовы, чтобы выкарабкаться. Потому бесцеремонно перебил.

— Сколько должен?

— Сто тысяч с копейками.

Сержант облегченно выдохнул — делов-то!

— Сейчас перетрем. Давай номер контактного телефона.

Заполучив требуемое, потянулся к аппарату. Но когда дозвонился, против ожидания хозяина, не стал трясти орденами, пугать высокопоставленными покровителями. Просто представился — «Мишкой-душманом», сухо проинформировал, что кредитор такой-то завтра удовлетворит требование банка. И вежливо-ледяным голосом добавил — если остались еще какие-то претензии, будет вынужден забить стрелку, куда прибудет с долгопрудненскими. На том конце заспешили заверить, никаких вопросов больше нет и они счастливы работать с такими клиентами. Видимо, даже готовы были снять требование незамедлительного погашения.

— Нет, — сухо отрезал Михаил, — вся сумма будет перечислена именно завтра.

Ришат прислушивался к разговору с сумрачным видом. Когда Михаил положил трубку, с наигранным восхищением цокнул языком.

— Так ты сейчас с бандитами водишься? Крутой совсем, да?

Михаил грозно глянул на друга, давая понять — да уж, не в бирюльки играем. А тот монотонно продолжил:

— Не мне тебя учить. Только знаешь, когда в госпиталь увезли, ротный нам каждый день тебя в пример приводил, вот, дескать, каким должен быть настоящий комсомолец и советский солдат. Будто родным сыном гордился… А за помощь спасибо. Как понял, сам собрался за меня платить? Деньги верну через месяц, с процентами.

…Михаил опять припомнил того тощенького солдата с испуганно-преданными глазами. Нет, взгляд сейчас не испуганный и уже явно не преданный. Преданным был от того, что безоглядно верил — все они заняты опасным и правильным делом, у старослужащих это получается лучше, потому достойны особого почтения. А сейчас в блестящих как бусинки глазах — только вселенская печаль вперемешку с детской обидой. И радостно стало сержанту в отставке, что ему не придется разочаровывать возмужавшего братишку. Поспешил разрядить обстановку:

— Расслабься, рядовой! Занимаюсь, вернее, занимался только торговлей. Ничего ни у кого по беспределу не отнял, никому паяльник, куда не положено, не совал. Это ты телевизор пересмотрел! Никого не завалил, в смысле, когда уже на гражданке… Хотя стоило бы некоторых! Так, иногда вломишь особенно непонятливым. А эти твои банкиры другого языка не понимают, я же сейчас дипломированный психолог. Зуб даю!

У Ришата лицо моментально расплылось в счастливой улыбке.

— А Длиннопрудненскую банду для понта придумал? Ты точно Штирлиц, даже я поверил!

Проще было бы подтвердить, только Михаилу не хотелось оставлять между собой и новоприобретенным другом ни капли фальши.