Я подобрал это на свалке

Ну так вот: поэтому я и забеспокоилась. Не бывает так, чтоб обычный вакуум смог чего-то «затенить». Или загородить. Что-то видно всегда. Хотя бы в виде ионно-нейтринного облака. Но я же у тебя «умница и лапочка». Сразу догадалась, что появилось там нечто, которое загораживает все эти расплывчатые следы материи, или излучений в космосе. Вот взгляни: компьютерное моделирование того, что могло бы вызвать такую картинку. Воспроизвожу запись.

Срань Господня!

Других слов мне в голову тогда и не пришло!

Потому что вид армады (если про живых тварей можно так сказать!) двухсотмильных червей, занимающей полэкрана, и весьма агрессивно устремляющихся к «Лебедю» с разинутыми пастями, кого хочешь приведёт в… Удивление. Сильное.

— Слушай… Чем же таким я этим успел насолить?!

— Ха! Кранахи и перрисы точно смогли бы ответить, чем… А про этих — не знаю, поскольку в первый раз вижу. Могу только догадаться.

— Ну, и?..

— Ты слишком красив по их мнению. — я зарычал, оглядываясь в поисках чего потяжелей. Когда взгляд остановился на табурете, Мать невинным тоном говорит, — Извини. Не так сформулировала. Это не ты красив (Несмотря на всё моё к тебе глубочайшее уважение!), а «Лебедь».

— И чего бы им надо — при таких-то габаритах! — от нашей скорлупки?

— Скорее всего, сожрать его со всеми потрохами, как чертовски вкусно пахнущую приманку.

— ?!..

— Ну да. Тот инверсионно-мезонный след, что оставляют двигатели, почему-то очень сильно их возбуждает. В смысле — их обоняние. Вернее, то чувство, что по аналогии с понятными тебе земными примерами, как бы заменяет им обоняние.

— Да, вот: хорошо, что напомнила. Расскажи-ка теперь подробней, что же это были за твари?

— Почему — были? Возможно, ты удивишься (Даже — уверена, что удивишься!) но они живы-живёхоньки! Вон: резвятся!

Действительно, на картинке, которую она теперь вывела на центральный экран, наблюдалось… Нечто невероятное! Непостижимое уму! Дикое.

На поверхности немаленького оранжевого солнца возникали то и дело крошечные чёрные точки, разрастающиеся затем в приличные дыры, и как бы колодцы… Да что там! Казалось, что передо мной — сыр, и я наблюдаю за тем, как стая чертовски шустрых и весёлых мышек выгрызает из него самые вкусные кусочки!.. Представив себе, в каком масштабе всё это существует, (учитывая обычный размер светила!) я сглотнул.

— Ага. Они сильно подросли. Но длиннее, чем в триста миль не становятся: плодятся. Похоже, простым делением — наподобии амёб. Или — гидр.

Я дёрнул уголком рта. Засопел. Потом остыл. Блинн, всё правильно: она же приводит примеры, понятные мне.

— Ну и сколько их там сейчас?

— Примерно триста миллионов миллиардов. Точнее не скажу: пока светило не будет доедено, они будут увеличивать своё число. В геометрической прогрессии.

Мне в её фразе только одна вещь не понравилась:

— Что значит — пока светило не будет доедено?

— А то и значит. Я первый раз встречаю организмы, способные столь эффективно превращать обычную (Впрочем — согласна с твоим кивком: гелий и водород всё-таки — не совсем обычная…) материю — в вакуум.

— Чёрт. А я — не в первый.

— Ну-ка, теперь об этом поподробней, пожалуйста.

— Ага. Минутку. — я переворошил «сусеки» и «амбары» того, что называю памятью, и выудил-таки то, что когда-то ещё ребёнком читал, — Один древний писатель, Кинг, кажется, придумал таких тварей, что пожирали пространство и даже само время… Вернее — прошедшее, то есть — минувшее, пространство и время. Назвал он их — Лангольеры.

— А-а, поняла, о чём ты. Минутку. — я знаю, что она успела за сотую долю секунды и книгу прочесть, и даже фильмы, снятые по ней, посмотреть, — Аналогия уместна. Действительно, кроме внешнего вида всё передано верно. Поглощают всё. Усваивают без остатка. (Ну, ты бы назвал это — отсутствием продуктов дефекации.) Методов борьбы…

Не существует.

— Мать! Ты — что?! Уж не хочешь ли ты сказать, что вот сейчас они чёртово солнце доедят… И снова за нами погонятся?!

— Ну да. Я именно это и имела в виду.

— А-а-а!!! Помогите! Я этого не вынесу! Я ещё так молод! Я хочу пожить ещё!!! А тут — никакой надежды!!! — и, сбавив тон, спрашиваю, — И — что?

Мы так и будем летать из конца в конец Вселенной, пока горючее на «Лебеде», и Солнца в пространстве не кончатся?

— Ну, зачем же так пессимистично. Нет, летать придётся только до того момента, пока изоляцию второго реактора не пробьёт окончательно. А это — не больше двух таких ускорений, как мы делали.

— Ну здорово. — с меня уже потёк пот. Даже с носа капнул, зар-раза. Потому что Мать, конечно, та ещё шутница, но таким не шутит и не прикалывается, — И… Что нам делать?

— Как — что? Лететь к чему-то такому, что сможет их затянуть так, чтоб и — не выбрались, и — жрать там было нечего!

— И… Что это такое? — на жаргонизмы в её лексиконе я уже внимания не обращал. Похоже, моя хозяйка и сама… Расстроена и удивлена.

— Как — что?! Чёрная дыра, разумеется.

— Мать. Ты так не шути. Чёрная дыра — единственная хрень, к которой все разумные существа относятся серьёзно. И никогда ближе, чем на десять парсеков не приблизятся — гонись за ними хоть сам Вельзевул!