Когда я наконец дохожу до класса биологии и пробираюсь мимо мертвых заспиртованных лягушек, передо мной оказывается моя коробка улик. Ее перемотали толстой упаковочной лентой. Моего планшета не видать. Я оглядываюсь в поисках мистера Биолога, но его нигде нет. У стола не стоит его портфель. Его халат висит на крюке у дверей. Я остаюсь наедине с лягушками.
Я делаю вид, что одна из них – мама, а другая – папа. Мы разговариваем о Рути, моей мертвой сестре. Говорим о том, что она так и не узнала, кто такой вомбат. Я говорю, что была плохой старшей сестрой. Мама по большей части рыдает. Папа уверяет, что я была отличной сестрой:
– Помнишь, как ты учила ее заплетать маме косы?
Я открываю шкафчик и ищу салфетку для мамы-лягушки, а то ее слезы скоро перельются через край банки с формальдегидом. Но в шкафчике лежат тесты. Только бланки с ответами. Тысячи крошечных точек. Десятки тысяч букв. Я встаю перед шкафчиком на колени, выкладываю бесконечные стопки бланков и кладу на пол. Шкафчик глубиной метра три. Шириной тоже. Я выкладываю все его содержимое. Меня бросает то в жар, то в холод. В его задней стенке есть дыра. Я ползу сквозь нее. И падаю в какую-то шахту.
– Вот вас и оценили! – говорит директор, когда я приземляюсь в ее кабинет, в ее кресло, ей на колени. Вокруг высятся горы документов. Она жует крекеры с арахисовым маслом и просит: – Не говори никому, ладно? Мне нельзя арахис.
– Ладно, – я ерзаю у нее на коленях, чтобы нам обеим было не так неудобно.
– Как ты сюда попала? – спрашивает она. – С парковки?
Я показываю наверх:
– Из кабинета биологии. Там есть шкафчик…
– А, там.
– Я должна была каталогизировать улики.
– Расследование закончено, – отвечает директор. – Этот опасный мужчина понесет наказание.
– Мужчина? Опасный?
– Да, – она слюнявит палец и собирает им крошки от крекеров. – Он выставлен на газоне на всеобщее обозрение.
На главном газоне школы стоят кружком сто учеников. Это очень напоминает тревоги, но они закончились. В центре круга стоит Кеннет, опасный мужчина из куста. Ученики бросают в него что попало: страны и столицы, исторические факты, даты, имена, треугольники, круги, прямоугольники, инфинитивы, придаточные, уравнения, куплеты, лимерики, гипотезы, тезисы… Кто-то кидает водород. Радий. Ксенон.
Я замечаю в толпе Лансдейл Круз.
– Зачем мы это делаем? – спрашиваю я.
– Ему не повредит.
– Но мы же все виноваты!
– И все это знают.
Подходит Чайна. У нее в руках клочок бумаги с надписью «Айриник Браун». Она кидает бумажку в мужчину. Толпа прекращает кидаться формами, знаками транскрипции, иксами и игреками. Кеннет, опасный мужчина из куста, говорит, что знает, что делать с Айриником Брауном.
– Я знаю, что надо делать, – говорит он. – Только мне никто не позволит.
У Чайны такой вид, как будто она понимает, о чем он.
Я слушаю мысли толпы и вижу, что они тоже понимают. Я спрашиваю себя: «А я знаю, о чем он говорил?» Думаю, о том, что надо стать более чуткими. Это крайне маловероятно.
========== Станци — ранний вечер понедельника — лягушки в банках ==========
На столе записка: «Ушли спать. Разогрей ужин из морозилки. Не забудь выключить свет». На часах всего четыре, так что я иду в «Чики-бар» и нахожу их за столиком в углу. Увидев меня, они прячутся под столом. Залезают в банки формальдегида и становятся лягушками. Я беру банки и несу домой.
Приезжает наш семейный терапевт. Он все еще похож на Сидни из «M*A*S*H», и я знаю, что он способен спасти лягушек, сидящих на стойке для завтрака.
Мы садимся в кружок: я, мама-в-банке, доктор M*A*S*H и папа-в-банке.
– Они просто мертвые лягушки в формальдегиде! – начинаю я.
– Вообще-то, я сижу прямо перед тобой, – возмущается мама. – И я точно не мертвая лягушка!
Папа молчит.
– Почему ты так говоришь _____? – спрашивает врач.
– Станци, – поправляю я. – Меня зовут Станци.
– Хорошо, Станци, так почему ты назвала родителей мертвыми лягушками? Они же сидят рядом с тобой и все слышат.
– Они отказываются разговаривать о Рути, – начинаю я. – Таскают меня по школам, где случалась массовая стрельба, и называют это семейным отдыхом.
Доктор M*A*S*H смотрит на родителей, ожидая подтверждения. Они кивают, но, кажется, не понимают, как их способ отдыхать может показаться жутким.
– Я постоянно говорю о Рути! – возражает мама. – Никогда ни о чем другом не говорю!
– Ни разу не слышала, чтобы ты о ней говорила.
– Потому что ты не слушаешь, – подключается папа. – Мы постоянно о ней говорим!
– Это правда? – спрашивает доктор M*A*S*H.
– Нет.
Он смотрит на меня, как будто я насекомое и сама ищу проблемы на свою голову.
– Они весь день пьют в «Чики-баре». А потом всю ночь. Они оставляют мне записки: «Ушли спать. Разогрей ужин из морозилки. Не забудь выключить свет».
– Это правда? – спрашивает он родителей.
– Мы никогда в жизни не оставляли таких записок! – отвечают они.