Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

– Поклонник – не то слово. Я не хотел бы быть поклонником никакого президента. Но чисто по – человечески считаю Шаймиева очень мудрым человеком. Думаю, для Татарстана большая историческая удача, что именно он был у руля страны в течение последних десяти лет. Ибо с политической точки зрения, это, конечно, человек с абсолютно железной волей, если речь идет о защите интересов республики. И главный его принцип: меньше политики – больше дела.

– Все, что ты сейчас мне рассказал, очень похоже на «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан».

– Я не отказывался ни от чего сознательно. Живу в Лондоне, не отказываясь от России и Татарстана. Пишу историческую монографию по – английски, не отказываясь от русской литературы. В литературе тем более не отказываюсь ни от чего. В моей жизни были пьесы, были бесконечные переводы, была поэзия, была проза – все это со мной. Просто должен наступить момент, когда все это будет востребовано душой. И очень надеюсь, что это время сейчас настало. Написать те книги, о которых мы говорили, было моей обязанностью – перед Татарстаном, перед культурой татарской. Думаю, что частично сумел восполнить существующую информационную дыру.

Я стал выезжать за границу довольно поздно. В силу обстоятельств. В моем кругу поэтов и писателей вообще мало кому удавалось куда – то ездить в советские годы. Но в 1986 году я впервые попал в Будапешт почти на год. А в 1990 году пришло приглашение из Австралии – меня пригласила татарская община. Ехать было далеко, нужно было сначала заработать денег на билет. И вот я оказался в Мюнхене. Там заработал немного денег на радиостанции «Свобода» в татарской редакции, читал лекции. Потом попал в Англию, куда меня тоже пригласили с лекциями, и уже после – в Австралию. Тогда всерьез хотел написать книгу о татарской эмиграции. В те годы заграница заботила всех чрезвычайно. Казалось, что дух, культура – все это было вывезено от большевиков и в советские годы здесь ничего не осталось.

– Татарская эмиграция в Австралии большая?

– Относительно большая. Татарская эмиграция сама по себе всего несколько десятков тысяч человек – в Турции, в Германии, в Финляндии. В Австралии живут где – то 500 семей, которые попали туда из Китая… В Австралии было интересно, но быстро надоело: еле – еле пробыл два месяца из шести запланированных. Я понял, что это не мое место, очень уж далеко от всего, что мне интересно, от Европы, от России. Но главное – понял, что культуру, дух народный нельзя куда – то увезти, это – мираж, иллюзия. Никакая эмиграция, конечно же, не содержит в себе истины. И я прекратил писать книгу о татарской эмиграции.

– Она так ненаписанной и осталась?

– Она осталась как знак вопроса. И пишется теперь с другой точки зрения. Ее идеологическая и философская подоплека совершенно изменились. Я встретился с мусульманской ахмадийской общиной в Англии, и жизнь моя повернулась совершенно в иную сторону. Понял, что наконец нашел тот ислам, который искал всю жизнь, ислам, полный любви к людям, ислам, с улыбкой, как я его назвал.

– Можно это обозначить, как «просвещенный ислам»?

– Можно, хотя для меня это тавтология. Так, как я понимаю ислам, это само по себе просвещенное понятие. Непросвещенный ислам – это вообще не ислам, это некий культурный слой, который можно назвать исламом, можно азиатчиной, а можно как угодно. От этого суть невежества не изменится.

– Ваххабизм, тот самый, который сегодня как бельмо на глазу?

– Ваххабизм – это несколько другая вещь. Сегодня ислам переживает тяжелые времена. Одно отрадно, что эти времена были явлены еще в предсказании самого Пророка, примерно 1400 лет тому назад. Он говорил, что настанет такое время, когда будет много мечетей, но в них не станет справедливости, что от Корана останется только красивый переплет и муллы будут самыми худшими из созданий под небесами.

– Именно это время настало?

– Настало время, которое было напророчено. Но ни пророк, ни его последователи не могли предположить, что ислам, который когда – то был гребнем человеческой цивилизации, вдруг превратится в самую отсталую его часть. Это случилось из – за того, что ислам перестал критически относится к себе. А ведь критическое отношение к миру, пытливость, любознательность были сутью учения.

– Ты имеешь в виду ислам, как состояние духовное или «церковное»?

– Нет, я бы хотел сказать по–иному. В книге «Дорога Бог знает куда» я пишу, что ислам – это не культура, это состояние человека в мире, когда он четко осознает свои координаты в пространстве. Потому что нет ничего, кроме единства Аллаха. Есть единый источник, из которого все вышло и в который все возвращается, и есть отражение этого единства в материальных предметах. И когда это единство подвергается искажению, вот тут и начинаются беды: экологическая катастрофа, расхождения в обществе, разлад человека с самим собой. Ибо если человек всю жизнь стремится к постижению единства Бога, он тем самым постигает и себя.

– Многое, о чем ты говоришь, прокламируют и другие религии.