Я! Помню! Чудное! Мгновенье!.. Вместо мемуаров

– Город Магадан в бухте Нагаево с самого начала строили мы, заключенные. Наше звено копало траншеи для труб канализации и водопровода. На глубину два метра. Второй метр – вечная мерзлота. Гадали, сколько еще проживем: две недели, три, месяц?.. И тогда, видя всеобщее уныние, я решила как – то поддержать людей. Слушайте, говорю, я сейчас буду давать клятву: «Клянусь все вынести, все выдержать и вернуться к своей работе! И еще – приехать в этот злосчастный город в качестве корреспондента центральной газеты, ну, хотя бы «Литературки». Пусть здешнее начальство всюду меня водит и все показывает, объясняет. А я спрошу: «Кто этот город строил?» Клянусь!»

Так получилось, что четверть века спустя в беседе с главным редактором «ЛГ» Валерием Алексеевичем Косолаповым я рассказала о той клятве. Косолапов вскочил, схватил меня за руку и потащил к двери. «Куда Вы меня тащите?» – закричала я. А он: « В бухгалтерию, оформлять командировку в Магадан»…

КЛЯТВА ВТОРАЯ.

– 1943 год был самый тяжелый, напряженный год войны. И, конечно, в лагере он тоже был очень тяжел. И я решила вступить в партию. Присутствовало целиком все звено – две воровки в законе, две спекулянтки, две старые большевички и одна бандитка, на счету которой значился ряд «мокрых» дел. Такой вот состав, ну не было другого. Я им объявила, что сейчас буду принимать себя в партию. Одна из старых большевичек сразу отреагировала: «Это недействительно…»

А я в ответ: «Ничего, будет действительнее действительного. В такие тяжелые времена очень нужен настоящий член партии. Я считаю, что могу стать именно таким. А что партбилет не получу, так это полная чепуха! Зачем мне, собственно, партбилет? Ведь учтите, каким я буду членом партии: привилегий у меня не будет никаких, только священные обязанности, которые я возлагаю на себя в тяжелый год войны и перед таким уважаемым собранием».

Первыми пришли в себя воровки, они зааплодировали и начали кричать: «Валя, Валя, ты будешь настоящим членом партии, принимай себя, мы свидетели!»

Вот так я приняла себя в партию и сказала, что отныне и до самой смерти я в ней состою.

Много лет спустя решилась уже официально вступить в партию и получить – таки партбилет. Да отсоветовал «доброжелатель» в нашей писательской организации: ни за что, сказал, не примут. Это единственное, в чем они Вас превосходят и уж этого превосходства, поверьте, ни за что не уступят…

И последнее. Как – то, Валентине Михайловне тогда уже исполнилось 80 лет, ей позвонили из саратовского КГБ: «Наши сотрудники очень хотят с Вами встретиться… Но если Вам это тягостно…» «Ерунда, – ответила она, – я, конечно же, приду». Отправляясь на выступление, размышляла: «Где же все это будет проходить? Помню, в том здании был только один зал, в котором меня судила военная тройка». Действительно, привели в этот самый зал. Тогда она прикинула, где стоял Ульрих (именно он был председателем военной коллегии Верховного суда), встала на то место и, засмеявшись, сказала: «Вот, ты давно уже сдох, а я выжила, стою на твоем месте и рассказываю правду!..»

Лань Иннянь. Под хрюканье поросят он тайком читал Гоголя

На китайского писателя, знатока и переводчика Гоголя и Куприна, меня «вывела» поэт Лидия Григорьева. Услышав о предстоящей нам с мужем летом 2000 года поездке в Пекин, объявила, что знакома с одним – замечательным! – литератором, преподающим в Пекинском педагогическом университете русский язык и литературу, и дала визитную карточку десятилетней давности. Визитка, конечно, устарела: профессор Лань Иннянь уж несколько лет как перестал преподавать, вышел на пенсию и занимается исключительно литературным трудом, пишет свои книги, переводит русскую художественную литературу… На факультете, однако, остались его ученики, они – то и назвали правильный телефон…

Высокий, стройный и моложавый, первым делом он осведомился о моем отчестве. «А мне Вас как величать?» – вежливо спрашиваю в ответ. Улыбается. «Зовите, – говорит, – Николаем Васильевичем, так будет проще…» «Как Гоголя?» – догадываюсь я. «Как Гоголя», – скромно соглашается профессор, и я вспоминаю, что Лида рассказывала: профессор Лань, увлеченный автором «Мертвых душ», обошел и объехал все, ну буквально все гоголевские места в нашем бывшем отечестве…

Мой новый знакомый родился в семье китайского философа и эстета, выпускника Гейдельбергского университета. Отец «Николая Васильевича» изучал там Канта, а затем перевел и издал в Китае его «Критику чистого разума». Вообще – то человек он был весьма и весьма известный в стране, общался даже с Чан Кай– ши. А после создания КНР Мао Цзедун почему – то взял и назначил его генеральным прокурором. Все его дети – а их было семеро – получили весьма порядочное образование. Младший из них – мой собеседник – окончил Пекинский университет, стал дипломированным преподавателем и, как и отец, увлекся переводами книг, но с русского языка.

– Говорят, у Конфуция было три тысячи учеников… – заявляю я в качестве «прелюдии к теме».