Я помню...

Мы вошли в кабинет, и Мирлис принялся уговаривать старика. Он ответил: «Я же вам сказал, что подпишу завтра. Может быть, такую бумагу нельзя и подписывать, я посоветуюсь с адвокатом (он частным образом нанял юриста, чтобы консультироваться с ним по служебным вопросам) и, я думаю, он не будет возражать против подписания бумаги». Мы оба были озадачены. Бедный Мир лис сказал: «Владимир Александрович, мы хотим, чтобы было лучше, чтобы наш Институт считался образцовым и т. д. Неужели вы нам не верите?» На это Кистяковский ответил: «Э, батенька, я давно никому не верю, я сам себе не верю, хотел раз п… да в штаны наложил.» Это было так неожиданно, что мы оба с Мирлисом, схватившись за животы, ретировались из кабинета. Против такого аргумента ничем не возразишь.

В другой раз В.А.Кистяковский отпустил шуточку почти для всего коллектива Института. В его кабинете шло заседание коллоквиума по коррозии. Тот же Д.И.Мирлис докладывал о коррозии при полифазном контакте (на границе трех фаз). Тема эта тогда обсуждалась часто и, признаться, надоела мне. Но надо было сидеть и слушать. В.А.Кистяковский сидел в самом центре залы в глубоком кресле. Надев темно-синие очки, он спокойно спал, пока докладчик нудно и длинно рассказывал о своих опытах и полученных результатах. Мы же зевали, глядя по сторонам, тихонько, шепотом, переговариваясь. Вдоль стен залы сидели сотрудники, главным образом дамы. Вдруг мы заметили в их среде некоторое оживление и сами заинтересовались: в связи с чем? И вот кто-то из моих соседей заметил, что у старика расстегнулись брюки и нечто белое совершенно отчетливо выглядывало. Скоро все были информированы, и один из моих соседей, обратившись к ученому секретарю Е.И.Гуровичу, сказал шепотом: «Нехорошо, над стариком смеются, поди, скажи ему, чтобы застегнул штаны».

Гурович смело отправился к старику и начал с ним разговор: «Владимир Александрович, у вас туалет не в порядке!» Проснувшись и поглядев на Гуровича, старик сказал: «А? Какой туалет? Что вы хотите сказать, Евгений Исаевич?» — «У вас брюки расстегнулись!» — «А, — возразил Кистяковский во всеуслышание, — это как в русской пословице: Покойник дома, все двери настежь!» Весь зал грохнул от смеха. Доклад прервался, заседание было окончено.

Такого рода анекдотов с В.А.Кистяковским было много, и у нас говорили иногда: незачем в театр идти, достаточно послушать Кистяковского.

Расскажу, кстати, еще одну историю с тем же В.А.Кистяковским. Его личная исследовательская работа в мое время основывалась, естественно, на старых теоретических воззрениях, усвоенных им еще в дни молодости, на рубеже XIX и XX столетий. Это обстоятельство давало повод для критики тематики Института (по коррозии) электрохимиками новой формации, работавшими в Карповском институте во главе с А.Н.Фрумкиным, незадолго перед описываемым временем ставшим академиком. Конечно, ему как академику хотелось руководить академическим институтом по физической химии и электрохимии. И вот, в 1938 г. до меня дошли слухи, что карповцы считают тематику исследований КЭИНа неполноценной и устаревшей, в особенности в области коррозии. В Институте, однако, работали и видные коррозионисты, в частности, Г.В.Акимов¹². Но это мало действовало на карповцев. В самом Институте даже разговоры о никчемности тематики развивались «кресчендо». Даже П.А.Ребиндер, после споров и мелких столкновений с В.А.Кистяковским, говаривал с довольно злой иронией, что Кистяковского надо переименовать в «Пустяковского».

Время в 1938 г. было весьма тревожным. Многих ученых тогда арестовали, многие сильно тревожились за свою судьбу. И вот в такое время, по инициативе А.Н.Фрумкина, Президиум АН СССР решил заслушать отчет о деятельности КЭИНа. Как полагалось в те времена, в Институт была направлена комиссия Президиума. Сам А.Н.Фрумкин не пожелал принять в ней участия, почему комиссия имела не ученый, а «аппаратный» характер и возглавлялась даже начальником управления кадров (прочно забыл его фамилию), профессором по званию, небольшого роста, в общем недалеким человеком. Комиссия проводила обследование чисто бюрократически. Она вызывала к себе по очереди всех сотрудников Института и ставила перед ними «вопросы», частично провокационные, главным образом о том, как вы расцениваете деятельность института и его директора. Все такие «допросы» записывались специальным секретарем, и через месяц с небольшим из таких «протоколов допросов» составилась толстая папка, которую с важным видом носил с собой аппаратный работник Президиума АН — некто Никольский. Дело шло к концу работы комиссии, и мы уже услыхали, что составляется проект разгромного постановления Президиума АН. Но вдруг Никольского арестовали и при аресте были изъяты и все протоколы допросов.